Белые и синие

Незадолго до этого погиб Андре Шенье, брат Мари Жозефа Шенье. Он был казнен 25 июля 1794 года, то есть 7 термидора, за два дня до Робеспьера, в восемь часов утра. В одной с ним повозке на казнь ехали г-да де Монталамбер, де Креки, де Монморанси и де Луазероль — тот благородный старик, что отозвался, когда палач вызвал его сына, а затем с радостью пошел на смерть вместо него; наконец, Руше — автор «Месяцев», не подозревавший, что ему суждено умереть вместе с Андре Шенье; узнав его в роковой повозке, он закричал от восторга, сел рядом с ним и прочел прекрасные стихи Расина:

Безмерно счастлив я, что встретился с тобою!Быть может, я теперь не так гоним судьбою?Столь милостиво здесь она столкнула нас,Что мнится — гнев ее теперь чуть-чуть угас.[15]

Один из друзей Руше и Андре Шенье, дерзнувший, рискуя жизнью, последовать за повозкой, чтобы отсрочить миг прощания, слышал, как всю дорогу два поэта говорили о поэзии, о любви, о будущем.

Андре Шенье читал Руше свои последние стихи, которые он еще не закончил, когда его позвал палач. Он держал в руках рукопись, написанную карандашом, и, прочитав стихи Руше, успел передать их этому третьему другу, расставшемуся с ними лишь у подножия эшафота.

Благодаря тому человеку стихи сохранились, и де Латуш, кому мы обязаны единственным существующим изданием Андре Шенье, смог поместить их в книге, которую каждый из нас знает наизусть:

Погас последний луч, пора заснуть зефиру.                   Прекрасный день вот-вот умрет.Присев на эшафот, настраиваю лиру.                   Наверно, скоро мой черед.Едва успеет час эмалью циферблата                   С привычным звоном пропорхнуть,За шестьдесят шагов, которым нет возврата,                   Проделав свой недолгий путь,

Как непробудный сон смежит мои ресницы,                   И, прежде чем вот этот стихВ законченной строфе с другим соединится,                   Наступит мой последний миг:Войдет вербовщик душ, посланец смерти скорой.                   Под гоготанье солдатниОн выкликнет меня в потемках коридора…[16]

Прежде чем взойти на эшафот, Андре хлопнул себя по лбу и воскликнул со вздохом:

— И все же у меня здесь что-то было!

— Ты ошибаешься, — крикнул тот его друг, что не был приговорен к смерти, и приложил руку к сердцу: — Это было здесь!

Андре Шенье (ради него мы отвлеклись от нашей темы, чтобы почтить его память) первым водрузил флаг новой поэтики.

До него никто не писал подобных стихов. Скажем больше: никто, видимо, не напишет таких после него.

IV

СЕКЦИИ

В тот день, когда Конвент провозгласил конституцию, именуемую Конституцией III года, каждый воскликнул: «Конвент выразил свою предсмертную волю!»

В самом деле, все решили, что, подобно Учредительному собранию, во имя непонятного самопожертвования, он запретит своим депутатам по окончании их полномочий входить в состав органа, который придет ему на смену.

Ничего подобного не произошло.

Конвент прекрасно понимал, что лишь он поддерживает жизнь Республики. За три года Революции Республика не могла настолько прочно укорениться в сознании такого непостоянного народа, как французы, которые в минутном порыве воодушевления свергли восьмивековую монархию, что ее можно было бросить на произвол судьбы.

Революцию могли отстоять лишь те, кто ее совершал, кто был заинтересован в том, чтобы она утвердилась навечно.

Что же это были за люди?

Члены Конвента, те, что упразднили феодальный строй 14 июля и 4 августа 1789 года, свергли монархию 10 августа 1792 года, обезглавили короля 21 января; те, что за период с 21 января до момента, к которому мы подошли, сражались со всей Европой, довели Пруссию и Испанию до того, что эти страны были вынуждены просить их о мире, а также вытеснили австрийцев за пределы нашей страны.

Вот почему 5 фрюктидора (22 августа) Конвент постановил, что в новый законодательный орган, состоящий из двух палат — Совета пятисот и Совета старейшин (первый из них должен был насчитывать пятьсот депутатов, вырабатывающих законопроекты; второй — двести пятьдесят депутатов, утверждающих их), войдут поначалу две трети членов Конвента, и лишь треть членов будет избрана вновь.

Оставалось выяснить, кому будет поручен выбор новых депутатов.

Будет ли сам Конвент выбирать депутатов, которым предстоит войти в Совет пятисот и Совет старейшин, либо эта миссия будет возложена на избирательные собрания?

Тринадцатого фрюктидора (30 августа) в результате одного из наиболее бурных заседаний было решено, что этот выбор будет возложен на избирательные собрания.