Белые кони

Инженер оказался молодым человеком двадцати шести лет, кудрявым, волосы из кольца в кольцо, густые, как у негра, только цветом пепельные — о таких мечтают девушки, красят, обесцвечивают. Глаза у инженера были небольшие, но внимательные, они сияли на узком загорелом лице, как синие огоньки, а как выпил он рюмочку-другую, то и вовсе стали синими-пресиними, почти черными. Парнем он оказался разговорчивым и славным, простым, хоть и был инженером, с высшим образованием. И Олюха тоже не ударила в грязь лицом, говорила мало и умно, не ляпала что попало. Петенька опьянел — сказалось выпитое в ресторане, запокрикивал на жену:

— Кто в доме хозяин? То-то… У меня ведь недолго! Раз — и в дамках! Махну — только и видела. Я отчаянный…

Олюха не прекословила.

Утром вся деревня знала, что Петенька привез инженера. Обычно бабы собирались у правления, сегодня же, прежде чем уйти на поля, остановились около Олюхиной избы. Они говорили о вещах посторонних: о погоде, урожае, о том, куда кого сегодня пошлют, — но каждой не терпелось увидеть инженера. Иные и вовсе не видели инженеров. Агрономы, животноводы, ветеринары — те уж не первый год работали в Старине, а вот инженер приехал впервые. В избу, торопливо поздоровавшись с женщинами, забежал Иван Дмитриевич.

— Обрадел Иван Дмитрич, — сказала Ульяна.

— Как не обрадеть! Не тебе, милая, а ему в районе шею мылят.

— Так и светится Иван Дмитрич, так и светится… — заговорили между собой женщины.

Через некоторое время на крыльце появились председатель, важный Петенька и инженер Слава. Слава вежливо поздоровался с женщинами, и те ответили ему дружно и приветливо. Иван Дмитриевич объяснил инженеру что-то на ходу, повел его в правление. По дороге председатель оглянулся и показал женщинам большой палец: мол, парень на все сто!

— Баской, — сказала бабка Вивея. — Волосья-то, видно, мяконькие, кудрявятся.

— Уважительный…

— И глаз прямой. Смотрит — не мигнет, — поддержали бабку колхозницы.

— И не говорите! — вступила в разговор Олюха. — Уж до того прост! До того уважителен! Страх! «Спасибо, — говорит, — Ольга Миколавна, за угощение. Вы, — говорит, — не хозяйка, а чудо». Так и сказал: «Чудо!»

— Чудо-юдо, — буркнул Петенька.

Бабы повернулись к физкультурнику и наперебой начали хвалить его: и молодец-то он, такой «удалой парень, такой оборотистой, такой резвой», и ведь надо же — всех обвел-обманул, а они-то, дуры, бог знает что подумали — Олюху бросил.

— Меньше надо думать, — пробормотал Петенька и пошел в избу.

Он не выспался, голова с похмелья гудела, надо было или опохмелиться, или отоспаться.

Глава шестая

Ульянина забота

С некоторых пор Ульяна Шамахова начала замечать в поведении сына неладное. То, бывало, как вечер — он в качуринский клуб на танцы или в кино в Морозовицу, а тут сидит сиднем в душной избе и глаз на улицу не кажет. Все ждет, когда приедет с поля агрономша. Еще издалека услышит звук ее мотоцикла, выйдет на крыльцо вроде бы покурить, а сам рад-радешенек, глаза так и сияют, и папироска в руке подрагивает. И ведь ни разу не ошибся, изо всех мотоциклов точно определял по стрекоту Катеринин видавший виды ИЖ. Она тоже… Нет чтобы посерьезнее с парнем держаться, молодой ведь, кровь горит, она наоборот: зубами белыми сверкает, хохотнет, глазищами своими черными поведет, куда там Яшке… Дедко Малиновский и тот грудку завыпрямляет, мужиком себя чувствует. Чуть затихнет деревня, Яшка с ней. Свет, правда, не выключают. Ульяна специально подсматривала, но поди узнай, чего они там вытворяют. Через стенку нет-нет да и доносился радостный Катеринин смех. И на деревне запоговаривали, подкалывали Ульяну ядреными словцами, а Олюха, та прямо называла Катерину Ульяниной снохой. И Ульяна не выдержала.

Яшка стоял перед зеркалом и приглаживал пятерней непокорные волосы. Он крутился уже с полчаса, зачесывал волосы то назад, то вперед, то приспускал набок, рубашку надел новую, нейлоновую, брюки нагладил — обрезаться можно.

— Куда гриву-то наглаживаешь? — спросила мать.

Яшка не ответил.

— Послушай, что люди-то говорят. Ушеньки вянут… Стыдоба-то какая. Неудобно глаза показать, — продолжала мать.

— Кому неудобно-то?

— Хотя бы и мне.

— Ну и не показывай.

— Ты как с матерью разговариваешь?! — повысила голос Ульяна.

— Двадцатый век, — сказал Яшка, — а у вас все как при домострое. С кем хочу, с тем и гуляю.

— Девок тебе не хватает? Баба ведь она. Разведенная.

— Ну и что?

— Вот те и раз… — произнесла мать и опустилась на стул. — Да ты, парень, в своем ли уме? Кругом девок полно! Одна другой красивше. Вон, говорю, на Бушковской фабрике…

— Слыхал уже… Чем Катерина плоха? Что вы на нее все как на чумовую?

— Разведенка, — сурово отрезала Ульяна. — Как в прежние-то годы… Не бегали от мужей-то. Боялись. И порядку больше было. А теперь… Ни стыда, ни совести. Чуть не поглянулись друг дружке — и в суд. А суд тоже… Только печатки ставит. Хлоп! И готово. Опять девка. Тьфу!

— Тебя послушать, так надо всю жизнь с нелюбимым жить.

— Кто ее заставлял за нелюбого замуж выходить? В город захотелось. Увидала мужика при галстуке, в сразу…