Почему о сумасшедших принято говорить так же, как и о покойных: либо хорошо, либо никак. И только вспоминая прошлое. Раньше я этого не замечал, теперь вижу повсюду. Каждый, кто говорит об Инне, употребляет глагол «быть» в прошедшем времени. Я не являюсь исключением.
- У нее всегда были прекрасные идеи. Это она сама решила поднимать оптовый отдел, - говорит Ольга Николаевна, включает свет и спрашивает: кофе будете?
Я мотаю головой, потом говорю:
- Почему она перестала появляться на работе?
Ольга Николаевна опускается на стул и отвечает:
- Не знаю. Она вообще вела себя порой довольно странно, - говорит и жестом приглашает меня сесть напротив. - Особенно в последние месяцы.
Инна замкнулась в себе: ни с кем не разговаривала, не посещала регулярных корпоративных посиделок, отказывалась от профессиональных тренингов и курсов повышения квалификации управленцев, полностью наплевала на бизнес. Она вела себя так, словно у нее была вторая, более важная работа или серьезные проблемы в личной жизни. Или она торговала наркотиками. Или употребляла их. Сумасшествие - отличное объяснение этим переменам.
Я спрашиваю:
- Она как-то объясняла происходящее?
- Один раз мы разговаривали об этом, - говорит Ольга Николаевна и поправляет свои темно-каштановые с проседью волосы.
В тот день Инна выглядела особенно подавленной. На правах подруги, Ольга Николаевна попыталась узнать, в чем дело. Во мне, ответила Инна и объяснила: у меня поменялись приоритеты. Все стало по-другому.
- Она не объяснила конкретнее? - спрашиваю я. - Чем она еще занималась?
- Не знаю, - отвечает Ольга Николаевна и добавляет: нет даже никаких догадок.
- Может быть, вы забыли? - не унимаюсь я и дальше: мне важна любая деталь. Странное слово, необычное действие.
Ольга Николаевна качает головой: нет, ничего такого она не помнит. Видно, что разговор дается ей нелегко, будто она на допросе у следователя.
Кашляет и продолжает:
- Ваша сестра практически ни с кем не общалась, разговаривала только по делу, - и чтобы перевести тему: как поживает ваша жена?
Как я уже говорил, Татьяна когда-то работала у Инны продавщицей, и они с Ольгой Николаевной прекрасно знают друг друга.
- У нас с ней все отлично, - отвечаю и продолжаю: мы до сих пор живем вместе. Интересно, сколько мы еще протянем? Я не говорю об этом, но думаю: сколько времени мы еще будем просыпаться вместе? Год, десяток, может быть, еще полвека?
Улыбаясь, Ольга Николаевна хвалит:
- Молодцы, - говорит. - Сейчас такое время, что семья - это очень важно для общества. Все больше и больше пар расходится, не прожив вместе и трех лет. Такие, как вы, Саша, - настоящие герои. Я горжусь вами. О детях думали?
Конечно же, нет, думаю я и отвечаю:
- Еще рано. Обязательно заведем, но позже, когда будем готовы к этому морально, - говорю я и возвращаюсь к главной теме: постарайтесь припомнить что-нибудь еще. Кто-нибудь странный к ней сюда приходил?
Ольга Николаевна на мгновение задумывается и потом восклицает:
- Я вспомнила! Однажды я видела, как она разговаривает сама с собой.
Она делает очень серьезное выражение лица и продолжает:
- Да-да, она стояла в курилке и шептала что-то сама себе. Это было ровно за неделю до нашего с ней разговора о приоритетах.
В тот день Ольга Николаевна пошла, как обычно, после обеда покурить. Так она делает ежедневно. Священный перекур после любого принятия пищи - он есть у каждого курильщика. Говорят, это даже полезно: сигареты улучшают пищеварение, стимулируют перистальтику кишечника.
В курилке Ольга Николаевна увидела Инну. Та стояла в углу с потухшей сигаретой в руке и что-то тихо тараторила под нос. Голос ее казался нервным и немного странным. Тогда Ольга Николаевна кашлем обозначила свое присутствие. Инна вздрогнула и пулей вылетела наружу, ничего не объяснив.
- В тот момент она мне очень не понравилась, - говорит Ольга Николаевна. - У нее было жуткое лицо. Испуганное до смерти, я бы сказала. На душе у меня остался очень неприятный осадок, день был испорчен окончательно.
Я спрашиваю:
- Такое повторялось?
- Никогда, - отвечает Ольга Николаевна. - Зато как-то раз к ней приходила полностью седая женщина. Мы вначале подумали, что это ветеранка какая-нибудь, ошибившаяся этажом. Просто над нами находится некоммерческая организация, которая занимается делами стариков. Но женщина сказала, что ей нужна Инна и очень сильно забеспокоилась, когда узнала, что той на месте нет.
Инна никогда не любила стариков. Насколько я помню, они вызывали у нее отвращение. Даже на похоронах родителей моя сестра, плача, постоянно сбивалась на гримасу брезгливости.
Ольга Николаевна продолжает:
- В этой седой женщине было что-то не от мира сего.
- Как она вела себя? - спрашиваю. - Угрожала?
Ольга Николаевна смеется.
- Конечно же, нет, Саша, - говорит она. - Это была интеллигентная женщина, общалась очень вежливо.
- Еще что-нибудь?
- Больше ничего, - отвечает Ольга Николаевна и добавляет: мне очень жаль вашу сестру, Саша.
Она говорит так, словно Инна умерла, словно покинула этот долбаный мир. Я киваю.
- Она забрала все свои вещи?
- Да, все до последней скрепки.