Белые мыши

Осано решает, что жить все мы будем в его квартире, — во всяком случае, пока не завершатся показы. Каждое утро я, просыпаясь, стараюсь, как могу, приладиться к предстоящему дню. У меня есть собственный ритуал, никак не связанный с чужой для меня спальней; даже дома я почти каждое утро проделываю одно и то же. Лежу ничком в постели и воображаю, как кто-то стреляет из винтовки мне в спину. Часть обряда состоит в том, чтобы точно представить себе выбранную стрелком точку на спине, — слева от позвоночника, под лопаткой. Теперь, стрельнув из пистолета, я могу вообразить даже звук. Я лежу неподвижно, ощущая, как вес моего тела проминает кровать, и представляя, как пуля разрывает его. Я знаю, звучит все это ужасно. Но я часто просыпаюсь в настроении настолько подавленном, что такие фантазии кажутся мне простейшим способом встряхнуться и успокоиться.

Под душем я провожу времени совсем немного, не считая тех дней, когда бреюсь. Потом быстро прохожу коридором, чтобы позавтракать с Осано. Он либо читает итальянские газеты, либо просматривает, пользуясь лежащим на обеденном столе карманным компьютером, интернетовское издание «Women's Wear Daily». Когда в Нью-Йорке начинаются показы, он пересказывает мне то, что пишет о них пресса. Я слушаю и прикидываю, как приняли бы нашу коллекцию. Я уже думаю о ее показе как о «нашем», о том, в чем я принимаю деятельное участие. Правда состоит в том, что наши непростые обстоятельства начинают меня доставать. Однако в отвратительное настроение я раз за разом впадаю отнюдь не из-за работы. Сдается мне, что я просто впитываю в себя окружающее, а потом, достигнув состояния, когда меня начинает распирать то, что я и хотел бы сказать, да не могу, выворачиваю мое недовольство наизнанку. И принимаюсь играть в игру типа «а-чтоб-я-пропал».

Это не значит, будто я утрачиваю способность действовать или что кто-то, взглянув на меня, может сразу сказать — бедненький. Когда Осано начинает переводить для меня итальянские отзывы либо разворачивает газетный лист, показывая мне снимки, я действительно весь обращаюсь во внимание. Он читает мне статьи Сьюзи Менкес, демонстрирует фотографии моделей: Кимберли Стюарт, дочери Рода Стюарта, или Элизабет Джаггер, дочери Мика и Джерри.

Он бросает косой взгляд на интервью с Парис Хилтон, наследницей владельца сети отелей, в просматриваемом мной экземпляре «Гардиан» и бормочет:

— А сестру ее как зовут? Бангкок?

Мне попадается фотография Биби в бронзоватом вечернем платье, сделанная на показе Каролины Херрера. Выглядит Биби замечательно — тело рассекает снимок по диагонали, уравновешенное, но выглядящее так, словно потяни его, и оно тут же вымахнет за край фотографии. Я вспоминаю, насколько более легкими казались мне утренние часы, когда она была рядом. Впрочем, рядом красуется куда более броская фотография Аманды ван Хемстра, выступающей в шоу Ральфа Лорена. Она присутствует во всех газетах — английских и итальянских. Осано долго разглядывает ее, потом отбрасывает газету. И говорит:

— Коллекции в этом роде на редкость профессиональны, но профессиональность в данном случае — не более чем умение завладеть вниманием рынка: сделать коллекцию, которую можно описать в двух-трех словах. В этом году, например: клуб наездников.

На Аманде мужской жокейский камзол и бриджи с вшитыми вдоль бедер накладками из мягкой кожи. Одежда для верховой езды.

— Как описать Ива Сен-Лорана? Когда он на пике, слов попросту нет. Но даже когда он из рук вон плох, сказать можно только одно — это Сен-Лоран.

К концу завтрака Осано неизменно ухитряется впасть в дурное настроение. Винченте увозит нас в девять утра — слишком рано, чтобы я успел повидаться с Луизой. Я так ни разу и не услышал ее шагов, звука спускаемой в туалете воды или шелеста душа. Однако в каждый обеденный перерыв я заимствую у кого-нибудь из работающих в ателье машину и еду в Милан, чтобы встретиться с нею. Работницы ателье ссужают мне автомобили при первой же просьбе. Все они так легко расстаются со своими машинами. Человеку, привыкшему к тому, как к машинам относятся англичане, это поначалу кажется странным, но, с другой стороны, это всего лишь автомобили, не более.

С парковкой тут большие проблемы, я всегда оставляю машину во дворе палаццо и встречаюсь с Луизой либо в отеле «Четыре времени года» на виа Джезу, либо в новом универмаге Армани на виа Алессандро Мандзони. Армани владеет магазином на паях с «Сони», там имеется бар, где можно полакомиться японской лапшой. Он-то и становится обычным местом наших встреч. Нам даже удается поесть здесь. Хотя времени на это у меня всего ничего — дорога в город и обратно оставляет мне не более двадцати свободных минут.