Белые призраки

…Обвешанные оружием, мы шли, как обычно, гуськом, выдвинув вперед, метров на двести-триста, небольшой дозор. Начинало светать. Перед нами раскинулось открытое поле, оно было пустынно. Мы прошли с километр, перевалили через бугор, стали спускаться в лощинку, прошли густой кустарник, оказались на ровном чистом месте и… на мгновение замерли. Немцы!

Справа, метрах в ста от дороги, у небольшого разрушенного сарая, догорали костры, паслись стреноженные кони гитлеровских кавалеристов, виднелись четкие силуэты пулеметов. Каратели группами спали у затухающего огня. У ближайшего к нам костра мы увидели часовых. Один из них, присев на корточки, держал обеими руками палку и помешивал ею в котле. Другой стоял, широко расставив ноги в сапогах с короткими голенищами. Одну руку он держал на автомате, висевшем на шее, в другой дымила трубка. Все это виделось удивительно отчетливо, во всех деталях. Немец курил и глядел на нас.

«Обнаружены… Задание провалено… Сейчас — бой!» — пронеслось у каждого из нас в голове.

Мы продолжали идти неторопливым походным шагом. Мы ждали команды к бою, внутренне были напряжены до предела и готовы были по первому слову командира в одно мгновение развернуться, как сжатая пружина, обрушить удар, уничтожить, погибнуть, но… Мирковский команды не подавал. И мы шли, как прежде, не поворачивая головы, лишь скашивая глаза направо — что же будет дальше?

Вот уже оба немца стоят и смотрят в нашу сторону. Один из них подошел к костру, растормошил кого-то из спящих. Тот медленно поднялся, зевнул и, потягиваясь, протирая глаза, поплелся вслед за немцем в нашу сторону. Человек был в штатской одежде и явно местный житель.

«Тот самый… из полицаев… самый надежный», — лихорадочно, какими-то рывками думал я, вспомнив о донесении разведки.

Я оглянулся. Лица товарищей были бледны — и только! Ничто другое не выдавало их волнения. Но в эту минуту, когда рука моя сама тянулась к оружию, а ноги, как это бывает в тяжелом сне, словно бы врастали в землю, я остро ощутил, что каждый из них испытывает то же самое. Огромных усилий стоило не побежать, не броситься на поиски удобной позиции, чтобы изготовиться к бою… Тут, на открытом месте, мы все же смогли бы найти ямку, ложбинку, холмик, где можно было бы залечь и, приняв навязанный бой, подороже отдать свою жизнь. Однако — мы хорошо понимали это! — попытка прибавить шагу или свернуть в сторону усилила бы подозрение фашистов, вызвала бы у них тревогу, а затем — бой! Это, видимо, понял и наш головной дозор. Так вот почему он не предупредил нас — малейший шаг дозорных назад поднял бы на ноги карателей!

Не сговариваясь, мы продолжали идти тем же шагом, каким и шли в тот момент, когда наткнулись на немцев. Нервное напряжение было предельным.

И один из семнадцати не выдержал.

Это был замыкающий Ковалев. Он был моложе всех нас… Сделав движение в сторону, он шел теперь сбоку, рядом с цепочкой, все прибавляя и прибавляя шагу. Еще секунда, и он побежит!

Вот он, обогнав товарищей, поравнялся с командиром.

— Ку-у-да!.. — зловеще произнес Евгений Иванович. — На место! — и сквозь зубы выругался. И только потом, как ни в чем не бывало — внешне это выглядело именно так! — повернул голову к Ковалеву. Посмотрел на него, кивнул и полез в карман. Вытащив кисет, он не спеша протянул его шагавшему рядом Ковалеву. Тот, опомнившись, взял кисет, отсыпал из него щепотку махорки. Потом замедлил шаг и уже спокойно занял свое место в цепочке. И все это на глазах у немцев.

Короткая летняя ночь кончалась. Хорошо были видны лица немцев и полицая, направлявшихся к нам. Вот они замедлили шаг, остановились. Указав трубкой в нашу сторону, немец сказал что-то спутнику. Пристально разглядывая нас, полицай сделал три-четыре шага вперед, потом обернулся и ответил… Немец утвердительно кивнул головой и стал разжигать потухшую трубку. Полицай, не спуская глаз, тоже закурил.

Командир продолжал идти, целеустремленный, невозмутимый. Я понимал капитана: он знал, что товарищи верят в него, глядят на него и в эти невероятно трудные минуты сделают все, что сделает он сам…

Мы прошли километр, полтора… Шли, ожидая с минуты на минуту выстрелов в спину или погони. Почему немцы не открывают огонь? Почему кругом стоит тишина, хлещущая по нервам?

Взошло солнце. Немцы остались далеко позади. Уже не видно было ни костров, ни людей около них. Вот уже и река показалась вдали. Началась переправа…

Загадка этой встречи, этого странного столкновения лицом к лицу с карателями так и не была в этот день раскрыта.

А через несколько дней я держал в руках донесение нашего разведчика Александра Агаркова. От одного из жителей села Сопичи он узнал, что в ту памятную ночь полицаев в селе не оказалось, и староста послал в качестве проводника одного из колхозников: его-то на немецкой стоянке в поле мы и приняли за полицая. Когда немецкие часовые увидели нас, наше невозмутимое «спокойствие» сбило их с толку. А проводник догадался, кто мы такие.