Белые призраки

Оказалось, что староста в деревне был «свой». Местные жители для того, чтобы немцы не назначили на эту должность какого-нибудь пришлого кровососа из бывших кулаков или уголовников, решили выбрать старостой пожилого колхозника, человека тихого, малоразговорчивого.

Он, приняв на себя тяжелую ношу пособника гитлеровской администрации, выполнял свои функции так, чтобы облегчить жизнь односельчан при фашистском режиме.

А полицай был раненым в бою красноармейцем. Жители деревни его подобрали, спрятали от немцев, выходили и тоже «послали на службу» к фашистам.

Обстоятельно поговорив с этими людьми, комиссар условился, что на время, пока Мороз не выздоровеет, мы оставим его у них. Так и сделали. Геннадия доставили в дом старосты, уложили на печь, дали ему пистолет, несколько обойм с патронами, гранаты.

И мы не ошиблись. Несколько месяцев Геннадий прожил в Комиссаровке. Выздоровев, ушел к партизанам. Сейчас жив-здоров, работает в Подмосковье.

Этот случай был для нас еще одним поучительным уроком в суровой школе войны в тылу врага. И он научил нас верить людям.

И сколько было еще таких уроков! Даже первая встреча с подлинными хозяевами лесов — брянскими партизанами, — к которой мы с нетерпением готовились, оказалась совсем не такой, какой мы предполагали.

В деревне Чернь комендантская группа объединенного штаба партизанских отрядов приняла нас за гитлеровских агентов, переброшенных в Брянские леса. В этот момент никого из партизанских командиров в Черни не оказалось. Возглавлявший подразделение конвоиров Николай, решительный человек лет сорока, без обиняков заявил, что мы фашистские лазутчики и, как немецкие прихвостни, все будем расстреляны. Он потребовал от нас сдать оружие и рацию, с которой мы перешли линию фронта.

Вот так дела! Мы с таким трудом, так долго сюда добирались, так мечтали о встрече со своими — вдруг: «Сдавайте оружие! Лазутчики! Прихвостни!» — «Да из Москвы мы! Вот рация, можно связаться с центром. Вот газеты, листовки…»

Наши доводы Николая не убедили. Окружив со всех сторон хату, где мы находились, партизаны поставили ультиматум: «Через час чтобы оружие и рацию сдали, иначе вам всем каюк».

«Кто у вас командир, пусть подойдет к окошку!» — сказал Николай.

Подошел Мирковский. Он увидел против крыльца направленный дулом к дверям нашей хаты, выглядывавший из-за сарая пулемет «максим», а партизаны группами, с оружием в руках, кто за колодцем, кто у плетня, готовились к бою с «немецкими прихвостнями».

Между тем данный нам срок истекал. Мы не сомневались, что партизаны приведут угрозу в исполнение. Что делать? Вступать в бой со своими? Вести переговоры, пытаясь оттянуть время, — авось прибудет в Чернь кто-либо из объединенного штаба?

Стемнело. И тут во дворе послышался шум. На крыльцо поднялись трое. Четвертый, с большой лампой «молнией», освещал им дорогу. Сбоку шел Николай. «За нами», — подумали мы и сжали в руках автоматы.

— Почему не сдаете рацию, почему оружие держите при себе? — раздался хрипловатый басок одного из вошедших.

Я не поверил глазам: передо мной стоял чекист Дмитрий Емлютин, с которым мне до войны не раз пришлось встречаться в Смоленском управлении КГБ, где он тогда работал и куда я приезжал в командировки.

— Здравствуй, Дмитрий! — сказал я, выступая из полутемного угла.

— Как, ты?.. Откуда?! — удивлению его не было границ.

— Из Москвы, — ответил я. — С Большой земли. Вот наш командир. Знакомьтесь: капитан Мирковский — Дмитрий Васильевич Емлютин.

Емлютин познакомил нас со своим спутником — комиссаром объединенного штаба Алексеем Бондаренко.

В этот вечер за товарищеским ужином Емлютин, возглавлявший объединенный штаб партизанских отрядов южной части Брянских лесов, рассказал нам о том, что Николай со своей группой, задержав нас, проявил похвальную бдительность. Дело в том, что незадолго до нашего появления в этих краях партизаны выследили две группы немецких агентов, переброшенных в форме советских воинов в зону Брянского леса с заданиями диверсионно-террористического характера.

— Так что на ребят не обижайтесь. Николай у нас человек что надо! — закончил рассказ Емлютин и выбил о каблук большую трубку, с которой не расставался ни на минуту.

Помолчав, спросил:

— Ну как там Москва живет? Расскажите.

В хате, полной народа, воцарилась тишина. Каждое слово Евгения Мирковского и Юрия Бруслова партизаны слушали с затаенным дыханием. Всем хотелось знать о Москве из первых уст…

Через несколько дней мы связались с крупным партизанским соединением отрядов Александра Сабурова, с отрядами Василия Кошелева, Иллариона Гудзенко и Бляхмана.

Связались с отрядом Сидора Артемьевича Ковпака.