Белые раджи

— Прежде всего, мне хотелось бы втолковать ему, что разработка Саравака несовместима с консервативным патернализмом, направленным на неоправданное сохранение древних туземных обычаев.

— Гммм... Вы читали Жан-Жака Руссо, мистер Уайз?

— Даже не слышал такого имени, но моя жена любит все эти романчики и наверняка должна его знать. Он ведь француз?

— Швейцарец. Почитайте Жан-Жака, мистер Уайз, и, возможно, вы поймете Джеймса Брука. Не говоря уж о том, что ему не чужд некто Бер-нарден де Сен-Пьер[41]

, впрочем... это завело бы нас слишком далеко... Покамест меня больше всего беспокоит, что Джеймс, похоже, не знает статью Конституции, по которой Корона автоматически приобретает суверенное право на любую территорию, принадлежащую британскому подданному.

— Нам никогда из этого не выпутаться, - вздохнул Уайз. - Конечно, если только не...

Он запнулся под взглядом Темплера, который, резко обернувшись, очень сурово на него посмотрел. За спиной у Темплера на фасаде паба проступал фантастический силуэт грифона Темпл-Бар-Мемориала[42].

Сооруженная в излучине реки бревенчатая цитадель защищала Кучинг восемью своими пушками. «Кошачий город» начинал отстраиваться. К его топким берегам еще невозможно было пристать, но множество лодчонок обеспечивали сообщение между стоящими на якоре судами и населенным пунктом, и торговля, которую прежде тормозил страх перед пиратами, стремительно развивалась. Кучинг ввозил рис, саго и чай, а жители джунглей обменивали их на воск и дикий мед, камфару, маслянистые иллиповые орехи, щетину дикобраза и предохраняющий от отравления корень акар бангун

. Зарождался рынок хлопчатобумажных тканей и пряностей, морепродуктов и овощей. На берегу реки обосновались фокусники и общественные писари, сказочники и зубодеры, торговцы амулетами и продавщицы лекарственных трав. Накходы, владельцы лодок или капитаны каботажных судов, преклонялись перед Белым раджей. Посещали свой розово-зеленый храм у подножия Букит-Пассу многочисленные уже китайцы - изготовители гробов, жестянщики и торговцы гнездами саланган[43]. Иногда под звуки гонгов по улицам водили бумажных драконов, на Сараваке устраивались регаты, в небе гонялись друг за другом воздушные змеи, а малайцы устраивали бесконечные партии в майн гасинг - свою любимую игру с гигантским волчком.

Несколько предприимчивых лондонских купцов приехали помочь радже в коммерческих вопросах, в которых он так плохо разбирался. Некоторые начавшие карьеру в Королевском флоте новобранцы также поступили на саравакскую административную службу. Среди них не было ни одного бюрократа, и, вместо того чтобы просиживать за столами, чиновники часто разъезжали по стране. Молодое правительство и впрямь состояло из молодежи.

В тот вечер раджа хмурился, и никто не смел нарушить молчание. Место Уильямсона пустовало, а его прибор уже неделю не ставили на стол. Все знали о его романе с малайской аристократкой, по слухам, оказывавшей на него абсолютное влияние: он во всем подчинялся ее семье - малайской тоже лишь наполовину. По залу пролетело сразу несколько тихих ангелов. Раджа встал еще до того, как Пенти подал десерт, показав, что желает остаться один. Тем же утром он назначил на место пониженного в должности Уильямсона человека добросовестного, хотя и со средними способностями.

В комнате Джеймс попытался что-то написать, но выбросил все листы в корзину. Лучше пойти освежиться в купальном павильоне. На улице звездный свет мягко заливал гору, реку, где стояла на якоре «Джулия», и деревья на Букит-Мате - Глазном холме. То была наполовину раскорчеванная вершина со ступенчатыми плато и извивавшимися посреди зелени тропинками.

Несколько дней назад, на повороте за купой цезальпиний[44], лошадь Джеймса столкнулась нос к носу с конем Уильямсона, рядом с ним двое рабов несли паланкин. Джеймс мельком увидел в полумраке за шторами малайскую даму - очень красивую - и молча поклонился. Теперь Джеймс вспоминал этот эпизод с горечью. В павильоне горел свет: вероятно, бой чистил ванны.

— Это ты, Али?

— Нет, Раджа, это я.

На пороге появился Уильямсон, до половины закутанный в банное полотенце, чья белизна оттеняла шелковистую матовую кожу.

Через день был вторник - журфикс, когда Джеймс приглашал на ужин всю небольшую европейскую общину. Уильямсон тоже присутствовал, и все заметили, насколько он безмятежен: видимо, тучи рассеялись. Он задержался дольше обычного и, подчеркнуто дружеским тоном попрощавшись со всеми, спустился на берег к своей лодке, но не уселся, как всегда, а стоял, пока слуга греб. Вдруг лодка налетела на плавучий ствол, и, потеряв равновесие, Томас Уильямсон упал вниз головой в воду. На поверхность он так и не выплыл: хотя бой всполошил своими криками всю округу, и каждый бросился на помощь, было уже поздно - прилив унес тело далеко от места падения.

— Какая печальная случайность, - сказал Маккензи, прогуливаясь несколько дней спустя по берегу реки в компании Вестерманна и Артура Коллинза, нового служащего.