Скобелев обладал редкой справедливостью по отношению к своим подчинённым. Он никогда не приписывал себе успеха того или другого дела, никогда не упускал случая выдвинуть на первый план своих ближайших сотрудников. Всякий раз, когда его благодарили, он и в частном разговоре, и при официальных торжествах заявлял прямо:
— Я тут ни при чём... Всё дело сделано таким-то…
Несколько раз он при подобных случаях прямо указывал на Куропаткина как на виновника данного успеха, и в самых сердечных выражениях, так что никому не приходило в голову, что это только скромность победителя...
— Я вам, братцы, обязан! Это вы всё сделали... Мне за вас дали мои кресты! — говорил он солдатам, и не только для того, чтобы воодушевить их...
Он действительно верил в громадное значение солдата.
— Генерал может только подготовить свой отряд, дать ему боевое воспитание, затем выбрать позицию и наметить первые моменты боя... Потом вся его роль — в массировании войск, в сохранении резерва наготове. В каждом сражении ставят момент — стихийный. Тут уже никто ни при чём. Можно подавать пример личным мужеством, находчивостью, но это и каждый офицер тогда может и должен!.. Действует масса — она идёт, она как-то бессознательно выбирает направление, она крушит неприятеля, она выигрывает победу. И зачастую генерал здесь уже ни при чём.
Всё время после занятий Зелёных гор, вплоть до падения Плевно, Скобелев дружит и, как говорят, на короткую ногу сходится со своими солдатами. Да и не со своими, с чужими также. В этом не было заискивания популярности, нет Его органическая потребность тянула его к солдату, он хотел изучить его до самых последних изгибов его преданного сердца. Он не ограничивался биваками и траншеями. Сколько раз видели Скобелева, следующего пешком с партиями резервных солдат, идущих на пополнение таявших под Плевно полков Бывало, едет он верхом. Слякоть внизу — снег сверху. Холодно Небо в тучах. Впереди в белом мареве показываются серые фигуры солдат, совсем оловянных от голодовки, дурной погоды и устали.
— Здравствуйте, кормильцы!.. Ну-ка, казак, возьми коня!
Скобелев сходит с седла и присоединяется к «хребтам». Начинается беседа. Солдаты сначала мнутся и стесняются, потом генералу удаётся их расшевелить и, беседуя совершенно сердечно, они добираются до позиций. В конце концов, каждый такой солдат, попадая в свой батальон, несёт вместе с тем и весть о доступности белого генерала, о любви его к этой серой, невидной, но упорной силе. Войска, таким образом, ещё не зная Скобелева, уже начинают платить ему за любовь — любовью...
Или, бывало, едет он — навстречу партия «молодых солдат», по-прежнему — новобранцев.
— Здравствуйте, ребята!
— Здравия желаем, ваше-ство...
— Эко, молодцы какие!.. Совсем орлы... Только что из России?..
— Точно так, ваше-ство.
— Жаль, что не ко мне вы!.. Тебя как зовут? — останавливается он перед каким-нибудь курносым парнем. Тот отвечает:
— В первом деле, верно, Георгия получишь?.. А? Получишь Георгия?
— Получу, ваше-ство!..
— Ну, вот... Видимое дело, молодец... Хочешь ко мне?
— Хочу!..
— Запишите его фамилию... Я его к себе в отряд возьму...
И длится беседа... С каждым переговорит он, каждому скажет что-нибудь искреннее, приятное...
— Со Скобелевым и умирать весело! — говорили солдаты... — Он всякую нужду твою видит и знает...
И действительно, видел и знал. От интендантов он отделывался всеми мерами. Просто не пускал их к себе иной раз. Ротные и батальонные командиры были озабочены продовольствием своих солдат.
— Они наживаться ведь могут? — заметил ему как-то сторонник интендантского режима в армии.
— Кто — командиры? Да мне до этого дела нет.
— Как это дела нет?
— Разумеется — нет. Если солдат получает у меня хлеба и мяса вволю, чай и водку, если на моих офицеров нет жалоб ниоткуда, если население ими довольно — что же мне за дело до остального...
И действительно, его солдат кормили как нигде. Меньше всего болела его дивизия, и после балканского перехода и двухдневного боя под Шейновом среди истомлённых, бледных и голодных других отрядов скобелевский предстал перед главнокомандующим в таком виде, что Великий князь изумился и воскликнул:
— Это что за краснорожие!.. Видимо, сытые совсем... Слава Богу, хоть одни на мертвецов не похожи.
За то же и солдаты понимали и ценили эту заботливость.
Если кто-нибудь из чужих генералов спрашивал их:
— Вы какой дивизии?, (или:) Какие вы?..
Они не называли ни дивизии, ни полка, ни роты. На всё был один ответ:
— Мы — скобелевские, ваше-ство!..
И в этих немногих словах звучала гордость, слышалось сознание своих заслуг, своего привилегированного, добытого кровью положения...