Белый

Поиграть сейчас будет кстати. Сбросить сексуальное напряжение от маленькой сексуальной штучки рядом... блядь, а где она вообще? Она же мне так ничего и не сказала. А я почему не спросил?

— Н-да?.. — спрашиваю я, подходя к двери поближе, ощущая ее запах. Она пахнет, как поле с цветами. Будто она в них купалась.

Танцовщица склоняет голову набок, призывно надувает губы, а затем тянет меня за штаны. Ближе к себе. Приближает губы к моему уху и скользит языком по мочке.

— Я пришла... чтобы ты наказал меня.

Мне не нужно предлагать дважды. Я подхожу ближе и приподнимаю ее. Она крепко обхватывает меня ногами за талию, словно заключает в тиски — а ноги у нее сильные, как у очень хорошей гимнастки, коей она и является. Как правило, я не трахаюсь с одной женщиной больше трех раз: один раз — весело, два — игра, а три — уже пока-пока. Нужно обрезать привязанности, пока все не стало слишком плохо. Но Сора... быть с ней — словно лежать на постели из роз. Снаружи все мягкое и красивое, а изнутри занозы и колючки — вот такая она, Сора. Она хорошо трахается, но меня это не особо волнует. Главное, что она наслаждается всем этим так, будто ест долбаный торт.

Тащу ее в комнату для шлюх. Дверь уже открыта, и Сора пинает ее ногой, чтобы закрыть. Потом скользит вниз по моему телу, падая на колени и сдирая с меня штаны практически одними ногтями. Смотрит вверх и облизывает свои красные губы. И через каких-то пару мгновений уже обхватывает ими мой член. И сосет, будто гребаный пылесос. Впивается мне в задницу руками, ногти вонзаются глубоко в кожу, наверное, оставляя отметины, что мне дико нравится. Чем больше боевых шрамов — тем лучше. Я как карта боевых действий. Хотя бы эти я могу контролировать. Другие у меня появились не по собственной воле — но тут уже вся власть у меня. И мне нравится контролировать процесс, неважно, что это будет — девочки, оружие, клуб или люди. Все, что угодно — я от этого тащусь.

Когда я отталкиваю ее, она встает, сбрасывая свои трусики на пол. Затем приподнимает матрас и достает оттуда нож и пару веревок. Ложится на постель, раздвигает ноги так, чтобы мне хорошо было видно киску, и хватается руками за столбики в изголовье кровати. Я привязываю одну из ее рук очень крепко, так, что если она будет сопротивляться, то наверняка оставит отметины. Сора поднимает ноги и разводит их так широко, что почти касается краев постели — если бы кровать была менее широкой, так и произошло бы. Я же говорю, гимнастка. Она гибкая, как черт знает что.

Пальцем поглаживаю складочки между ее ног, и от удовольствия она выгибает спину. Шлепаю по клитору ладонью, чтобы она ощущала вибрацию даже внутри. Сора дрожит, глаза заволакивает дымкой страсти. Может быть, она создана именно для меня? Ей нравятся все те штуки, которые я делаю, буквально умоляя меня о большем. Вот только... интересно, почему мне никогда не приходило в голову просить ее о чем-то еще. Ну да, я могу трахать ее не переставая. Но, в конце концов, все же мне хочется, чтобы она ушла. Не хочу видеть ее поблизости, рядом. Может быть, даже если секс очень хорош, два человека, связанных друг с другом только постелью, не так уж совпадают, хоть и уверены, что все просто охренеть как хорошо.

Подношу нож к ее лицу, и она смотрит с интересом. Придерживаю ее уже раздвинутые ноги, прежде чем скользнуть глубоко внутрь. Потом ножом надрезаю кожу у нее на животе, не слишком сильно, чтобы остался шрам, но достаточно, чтобы появилась кровь. Она наблюдает за этим с интересом — ее живот уже исполосован шрамами, и заметно, что все это приносит ей удовольствие, которое могут понять только настолько же испорченные как мы люди.

— Еще, — кричит она.

Иногда я думаю, что она желает этого. Шрамов, оставленных мной. Чтобы нож скользнул еще глубже и дальше. Но я никогда не делаю такого. У нас слишком много травм, чтобы добавлять новые. Однако, как испорченный человек, иногда я думаю о том же. Может быть, мне следует добавить новые шрамы на собственное тело, чтобы сбалансировать те, которые я ненавижу. И, может быть, тогда они не будут мучить меня так сильно и позволят наконец пойти в то место, где нет ничего, кроме белого цвета.

Еще один порез, и она мокнет еще больше, обхватывая меня все туже с каждым движением лезвия. Я подношу нож к ее шее — мне не обязательно говорить, что я стану делать, мы играли в эту игру сотни раз. Теперь все проще, чем кажется.

Когда холодная сталь лезвия касается шеи, она начинает задыхаться, ей так нравится это ощущение. Затем я перестаю двигать ножом, раскачиваясь всем телом и начиная жестко ее трахать. Наши глаза прикованы к лезвию, пока она не переводит взгляд на мою ладонь — она следит, не соскользнет ли холодная сталь. Такой шрам может стать последним. Но нахлынувшее возбуждение от этого только дает большую вспышку удовольствия нам обоим. Вскоре я бросаю нож, поднимаю ее ноги выше и просто трахаю, пока все не сливается в одно сплошное пятно.

Кончаю сразу после нее.

Она смеется и говорит:

— Может, в следующий раз.