Белый барнаульский блюз. Петров и Сидоров идут к Иванову

Ее дом был одним из первых в городе, построенный так, чтобы он не выпячивался. Вначале 90-х новые русские ляпали свои купеческие орясины с башенками на главном проспекте. А их дом стоит в стороне и фасадом не выделялся. Она жила недалеко от парка, рядом с площадью, с дочерью и ее мужем художником, Васей Ивановым.

***

Гриша Тишин снял капроновую шляпу, которую выиграл у Штурова, вытер лоб аккуратно сложенным платком и сказал:

– Все мужики, вышел, – дотянулся до бутылки с пивом, налил полный стакан, выпил и подумал: «Хорошо, что Евсеич меня не узнал».

Во дворе было патриархально. Именно так Гриша представлял себе тихий советский дворик. Он заходил сюда слишком часто. Жил он в паре остановок отсюда по красной линии в обыкновенном девятиэтажном доме. Давно снимал квартиру ближе к центру. Последние десять лет работал в пресс-службе городской администрации и уже выслужил квартиру, только в новом районе в тупике на фиолетовой.

Он был государственным служащим средней руки и должен радоваться, что дали такую жилплощадь. И он радовался, и сдавал ее трем студенткам из той же деревни, откуда сам приехал.

Тишин окончил пединститут, потому что его мама учительница русского языка и литературы. С детства он был читателем и драчуном. Человек Гриша не мелкий, сейчас, наверно, набрал все девяносто килограмм, но ребенком был медлительным и некоторые борзые пацаны думали, что он тупой. Тишин был задумчивым, но если надо, то мог с разворота так зарядить, что потом было ужасно стыдно за пролитую кровь.

Подростком такое иногда случалось, он уговаривал себя, что не виноват, что так получилось, что добро должно быть с кулаками и много думал про Павку Корчагина и Николая Ставрогина.

В городе было совсем по-другому, приехав из села, он попал в такой цветник филфака, что руки можно было не распускать, девоньки липли к нему как бабочки на свежий тюльпан. Мама очень переживала, что женят как Пьера. Они часто спорили, что Пьер не тюфяк, он на фоне гусаров такой, а на самом деле – крутой.

Зря мама переживала, в институте Гриша не женился, пронесло. Про главный роман его жизни ходило много сплетен, но правды никто не знал.

– Мужики, давайте я схожу? – выплеснув осу из стакана, сказал Гриша и встал, поправляя пиджак.

– Не вопрос, – ответил Жужакин. Он редко приходил, но сегодня ему нужно было уточнить у Мерилина, в каком году снесли мост от элеватора на остров.

Гриша двинул шляпу на середину стола. В нее упали сотки и пятисотка. Жужакин – старый банковский работник сказал:

– На все. Ветеранам премию дали за советское детство, заслужили.

Всем было известно, что «Барнаул – столица мира», и надо помнить добрым словом, что только благодаря пиву появилась эта бессмертная фраза, сказанная музыкантом Лазориным и записанная братьями Ореховыми, которые так и назвали свою детективную повесть.

Теперь каждый детсадовец знал, что «Барнеаполь – пуп Земли». Огромный пивзавод во времена перестройки остался единственным работающим предприятием. Плодово-ягодную бормотуху в городе не делали, а водку в те времена продавали по талонам.

Уже два раза за трехсотлетнюю историю, город спасали торговцы. Сначала после первой промышленной революции закрылся сереброплавильный завод, и купцы подняли город на торговле хлебом с маслом.

После эпохи советской индустриализации, во время второй мировой войны, город превратился в большой завод. Чего тут только не делали: патроны, шины, моторы, радио, и много чего еще, но все рухнуло вместе со страной.

Опять торговцы открыли ларьки, палатки, лавки, магазины, торговые центры – и город ожил. Пиво стало местной нефтью. Так и пережили суровые годы.

Жужакин очень любил вспоминать, как тяжело было в советское время, но при этом как всё было хорошо.

«Бедный», – подумал Гриша, когда немолодая тетка Рая поглядывала на него с уважением, наливала два раза по три бутылки. Акции: берешь две – одна в подарок.

Тишина не уважали на работе, там никого не уважали. Начальницы часто менялись, их тасовали примерно раз в три года из колоды молодых привлекательных журналисток, главное, чтобы сиськи были хорошие.

Когда-то начальниками были мужики. Тишин еще застал такое и даже поработал при одном, звали его Тетерятник, теперь о нем складывают анекдоты.

При Тишине уже третья «Дуся-агрегат» или «бабенция со свистком» возглавляла комитет.

В городе знали, что Гриша – самый умный литературный критик. Молодые поэты его боялись и смотрели как на Пик Коммунизма. Старые – принимали по-человечески и любили с ним поболтать. Сам Дундарин, всем говорил:

– Тишин – это голова.

Гриша давно перестал дружить с Пчелкиным, сначала тот стал бухать во весь свой богатырский рост. А на пасху ударился головой о колокол на колокольне Покровского храма и стал бегать за попами, а потом вдруг женился.

Гриша подумал, что это к лучшему, но, кажется, ошибся. Пчелкин перестал писать и даже пить, стал петь в церкви, и общаться с ним было неприятно.

Тишин мужал.

***