Читаем Белый барнаульский блюз. Петров и Сидоров идут к Иванову полностью

Раньше Петров тоже любил ходить в горы. Барнаул хоть и Алтай, но до гор четыре часа. Последние годы каждый уважающий себя деловой человек обзавелся дачей в горах. Петров купил домик в Аскате. Хороша деревня на берегу Катуни. Ездил на дачу нечасто, жена завела там грядки, посадила малину и жимолость, а это все же триста километров от города, далекий огород.

Сначала ездили почти на все лето. Потом Нине надоело сидеть там одной, потому что Петров был занят делами в городе и приезжал только на выходные.

Когда дочь выросла, Нина сказала, что ей одной страшно, хотя по соседству был дом Вити и Гросса. Потом дочь стала ездить туда с друзьями и шалить.

В Аскате было много странной молодежи. Там обосновались художники и понаехали буддисты из разных городов страны. Всем казалось, что они безобидные, но только местные этого не знали – для них они были сектантами и наркоманами, потому что водку не пьют. Петров не хотел, чтобы дочь стала буддисткой, а еще не дай Бог станет лесбиянкой.

Иногда, сидя на берегу Катуни, Петров думал, что у него все хорошо. Он смотрел на луну, и говорил себе: «Хорошо. Как же хорошо», – тянул носом свежий воздух, который пах навозом, костром из соседского огорода, шашлыком и остывающим асфальтом. Пихты, сосны и мохнатые кедры сдабривали воздух «елочкой». Катунь громыхала и шевелила камни. Было плохо слышно как в «Шайбе» – на соседней турбазе – поет Серега Лазорин «Вверх по реке в Онгудай».

«Хорошо», – это были редкие моменты, когда Петров забывал про дела и был счастлив. После пятидесяти он стал часто думать о счастье.

«Жив остался – счастье? Жена красавица и мозг не пилит – счастье? Дочь не проститутка, хотя еще вся жизнь впереди – и то счастье, и другое счастье. Что сам здоров, тоже счастье. А все остальное – дела. Вот такая херня». Хорошо, что он не говорил об этом вслух.

С людьми он говорил только про дела, а счастье – штука личная и не дело это вовсе.

Один раз с похмелья его накрыло, и он испугался, что умрет молодым. Прикинул, что ему уже пятьдесят, а у него ничего серьезно не болит. Ноги, руки не болели, очки выписали с плюсом, это нормально, возраст. Разве это не счастливая жизнь?

Может, по мелочи и были неприятности да кое-какие страхи, но теперь, с высоты прожитых лет, он понимал, что все это ерунда. Был аппендицит у жены, была единственная авария, когда его сзади долбанул мудак на жигулях. Дочь не пристегнулась и разбила нос, а жена орала на него как резаная.

«Убью, посажу», – нос оказался не сломан, девочка не стала уродиной, чего боялась жена, да и когда это было. Счастливая жизнь.

Поэтому, когда Петров нес Иванову пистолет, то думал, что Вася будет его рисовать.

Петров иногда заблуждался и не замечал этого, например, он думал, что приятель жены Николс просто астролог.

В середине девяностых астрологи стали очень популярными и Николс начал писать прогнозы в главную местную газету. Так у него сложилась клиентура из девушек разного поведения. В очередь к нему вставали почтенные дамы и жены чиновников. Молодые независимые красавицы спрашивали его про личное счастье, а соседка, содержавшая проституток, просила узнать, что говорят звезды и не пора ли менять крышу.

На самом деле Николс был волшебником, но такое откровение вызвало бы у Петрова недоумение. Он считал, что волшебники есть только в сказках, а те дебилы, которые называют себя колдунами – это мошенники на доверии. Глупые люди шли к ним за чудом.

То, что Николс был волшебником, знали немногие и боялись этому верить. Сеня Комиссар догадывался, но у него был свой космоэнергетический уровень – туда, где Николс разгребал черноту, он не заглядывал, понимал, что не его сектор.

Петрову казалось, что Николс – это не его дело, иногда к нему ходит жена с подружками, потом рассказывает о звездных картах. О звездах Петров знал только то, что ему показывали в шестом классе в планетарии.

Городской планетарий был в старой церкви, в центре парка, а парк был на могилках.

В детстве, когда самым крутым аттракционом в этом парке были алюминиевые самолеты, они с пацанами нашли череп. Было тошно смотреть на желтые кости и пустые глаза, в которых засохла земля.

За этим парком и жил Николс. Как-то Петров встречал Нину, которая решила зимой поздно вечером пройти через парк к Лиде, а когда испугалась, позвонила мужу. Пришлось спасать.

Если бы Петров знал, зачем Николсу женщины, он бы не понял.

Николсу женщины были нужны для создания магической защиты. Только они могли помочь ему в войне с грандиозным злом. Злые силы, которых люди выращивали пачками, кружили в тонких слоях астрального пространства и готовы были поглотить мир. Обычно человек не чувствует эти миры, а только смутно догадывается, что где-то творится нехорошее.

Люди перестали улыбаться, преступления стали страшнее, маньяков развелось как ворон, женщины боялись ходить вечером в магазин. В гаражах стали находить мертвых кошек, а черные собаки сбивались в стаи.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее