Белый камень

Бенжамен смущенно опустил голову. Решившись наконец ее поднять, он улыбнулся, но тут зрачки большого монаха уперлись прямо ему в глаза. Не отводя взгляда, он подошел к юноше и строгим отеческим тоном произнес:

— Теперь, мальчик мой, придется быть осторожнее. А для этого вам следует научиться опасаться всех и каждого, включая себя самого.

Такое впечатление, что брат Рене успел предупредить «варвара».

13

В тот вечер они расстались, даже не упомянув о расследовании, которое их и объединило. Оба рассказали друг другу кое-что из того, что случилось за две недели разлуки. Брат Бенедикт оказался достаточно деликатным, чтобы не упоминать о ее причинах, а Бенжамен, в свою очередь, не испытывал ни малейшего желания распространяться о мучивших его сомнениях и о глубоком смятении, с которым он сражался все это время. Он предпочел рассказать о том, что произошло в комнате отдыха в позапрошлое воскресенье, когда брат Бенедикт отсутствовал, чем и воспользовались остальные, чтобы допросить послушника. Бенжамен весьма живо описал, с какой слоновьей грацией любопытствующие старались его разговорить, и был очень горд, что ему удалось обвести их вокруг пальца. Но о своем визите к брату Рене упомянул в самых общих чертах.

Для серьезной беседы было слишком поздно, и по обоюдному согласию заговорщики решили перенести ее на следующий вечер.

Назавтра, правда, чуть раньше, чем накануне, Бенжамен снова отправился в свое рискованное путешествие. К счастью, дорога была свободна. Дверь опять была приоткрыта, полоска колеблющегося света проникала в коридор, и он не мог удержаться от улыбки, вспомнив о паническом ужасе, который испытал прошлой ночью.

Уверенным шагом он вошел в келью. Брат Бенедикт поджидал его, развалившись на кровати.

Беседа не клеилась. Собеседники, верные себе, наблюдал и друг за другом, никто не желал первым начать разговор.

Бенжамен очень хотел, чтобы старший товарищ рассказал ему о своих исследованиях, но тот, судя по всему, не был расположен к откровенности.

И послушник сдался.

— Брат Бенедикт, — сказал он очень серьезно, — истина меня пугает. То, что вы отыскали в «Хрониках» отца Димитриуса, вынуждает меня двигаться дальше. Как и вы, я убежден, что брат Амори из списка, составленного отцом де Карлюсом в 1213 году, был заменен в 1223 году другим монахом, которому также было дано имя Амори. Именно он стал спустя три года новым настоятелем.

Но я не понимаю, почему вы так уверенно говорите о массовом убийстве. Быть может, вы поспешили с выводами? Да, один из братьев исчез… Он был тайно заменен другим… Это очень странно… но откуда вы взяли, что он погиб, умер? И почему вы думаете, что все остальные разделили его судьбу?

Большой монах слушал спокойно. Вопрос его ничуть не удивил.

— Мой юный друг, я долго думал над этим и могу вас уверить, что мои выводы не скоропалительны, даже если и ошибочны. Мое открытие неопровержимо доказывает, что в 1223 году произошла замена. Однако этого недостаточно, и вы совершенно правы, подвергая их сомнению.

На самом деле столь мрачное предположение родилось из одного простого, но весьма важного вопроса: были остальные монахи в курсе подмены или нет?

Предположим, что все всё знали. Что тогда? В один прекрасный день брат Амори исчез при ужасающих, возможно, скандальных обстоятельствах, и община решила скрыть его исчезновение. Почему? Нам не известно. Но можно предположить, что это была какая-то заразная болезнь, например, чума или кое-что похуже. А может быть, он сбежал, прихватив с собой монастырскую кассу, потому что, как вы справедливо заметили, исчезновение еще не означает кончину.

Бенжамен не был простаком и прекрасно различил легкий налет иронии в последнем уточнении. Его собеседник не скрывал уверенности в трагической судьбе исчезнувшего. Улыбаясь, он продолжал, уверенный в том, что его поняли правильно.

— Короче, чтобы избежать паники или скандала, все сохранили в тайне и тихонько подменили несчастного брата Амори. Возможно, именно все так и было. Возможно, но, позвольте вам заметить, маловероятно. Потому что, во-первых, об этом эпизоде не упоминается в «Хрониках» отца де Карлюса. В самом деле, зачем нашему настоятелю умалчивать пусть даже о неприглядной истории в книге, недоступной для широкой публики? Не говоря уж о том, что в 1223 году вообще редко кто умел читать! Но допустим, что случай этот настолько ужасен, что отец де Карлюс предпочел его скрыть. — Брат Бенедикт задумался, подбирая слова. — Вы уже немного знаете меня. Я чту целомудрие, но табу для меня не существует. Не хотелось вас смущать, но я даже подумал о… будем называть вещи своими именами… о противоестественных отношениях.

Бенжамен попытался сделать вид, что нимало не смущен услышанным, но у него ничего не получилось. Большой монах продолжил:

— Можно предполагать все, что угодно! Вплоть до убийства в стенах монастыря! Стоит вспомнить и о нечистой силе. В ту эпоху за ней все гонялись! Кто его знает, может быть, брат Амори был одержим бесами!