Белый Клык. Рассказы

Было одно странное свойство у этой стены. Его отец (волчонок уже научился узнавать отца, как другого обитателя пещеры, похожего на его мать, спавшего вблизи светлой стены и приносившего пищу) входил прямо в белую далекую стену и исчезал. Серый волчонок не мог понять этого. Хотя мать никогда не позволяла ему приближаться к этой стене, он подползал к другим стенам и наталкивался на твердое препятствие кончиком нежного носа. Это причиняло боль. И после нескольких таких приключений он оставил стены в покое. Не думая об этом, он принял исчезновение в светлой стене за особенность отца, как молоко и наполовину пережеванная пища были особенностями его матери. В действительности волчонок не умел думать – по крайней мере способом, обычным для людей. Его мозг работал как бы во тьме. Однако заключения его были не менее ясны, чем заключения, выведенные людьми. Он принимал вещи как они есть, не спрашивая почему и для чего. В сущности, он применял приемы классификации. Его никогда не смущало, почему случается что-либо, было достаточно видеть, как оно случается. Когда он ударился несколько раз носом о стену, он принял это за невозможность для себя исчезать в ней. В то же время он допускал, что его отец обладает этой способностью, но у него не возникало желания найти причину такого различия между отцом и им самим. Логика и физика не принимали участия в формировании его мышления.

Как и большая часть обитателей пустыни, он рано испытал голод. Наступили дни, когда не только кончился запас мяса, но не стало и молока в сосцах матери. Сначала волчата стонали и скулили, потом большей частью спали, а затем впали в голодное оцепенение. Уже не было ни возни, ни рычания; прекратились и попытки добраться до белой стены. Волчата спали, жизнь в них угасала, они умирали.

Одноглазый был в отчаянии. Он рыскал всюду, мало спал, стал мрачен и беспокоен. Волчица также оставляла выводок и уходила на добычу. В первые дни после рождения волчат Одноглазый навещал лагерь индейцев и обкрадывал силки с кроликами, но едва снег стаял и потоки вскрылись, индейский лагерь снялся, и источник запасов иссяк.

Когда серый волчонок вернулся к жизни и опять проявил интерес к дальней белой стене, он нашел население своего мира сильно сократившимся. Осталась только сестра. Остальные пропали. Окрепнув, он вынужден был играть в одиночестве, так как сестра не поднимала более головы и не двигалась. Его маленькое тело округлялось от мяса, которое он ел, но для его сестры пища пришла слишком поздно. Она спала без просыпа, кожа на ее костях повисла складками, искра ее жизни мерцала слабее и слабее и наконец погасла.

Пришло время, когда серый волчонок уже не видел больше, как отец появляется и исчезает в стене из света, как лежит он спящий у входа. Случилось это в конце второй, менее жестокой голодовки. Волчица знала, почему Одноглазый никогда уже не вернется, но не могла рассказать серому волчонку о том, что она видела. Охотясь на левом притоке реки, где жила рысь, она пошла по старому следу Одноглазого и нашла его самого или, вернее, то, что осталось от него. Там виднелось много признаков происшедшей битвы и возвращения рыси в свое логовище после одержанной победы. Прежде чем уйти обратно, волчица нашла это логовище, но некоторые признаки указывали на то, что рысь была в нем, и волчица не рискнула туда сунуться.

После этого она избегала охотиться на левом притоке: она знала, что в логовище рыси был выводок и что сама рысь – свирепое создание и страшный противник. Легко, конечно, полудюжине волков загонять израненную, ощетинившуюся рысь на дерево, но совсем иное дело схватиться с нею один на один, особенно когда знаешь, что у рыси в логовище выводок голодных детенышей.

Но Северная пустыня есть Северная пустыня, и материнство есть материнство, всегда проявляющееся как в пустыне, так и вне ее; и должно было настать время, когда волчице ради своего серого волчонка пришлось решиться пойти по левому протоку, к логовищу рыси, несмотря на ее силу и ярость.

Глава 4

Стена мира

Когда мать начала покидать свою берлогу для охоты, волчонок уже хорошо усвоил закон, запрещающий приближаться к выходу из пещеры. Этот закон энергично и много раз внушала ему мать при помощи носа и лапы, к тому же и в нем самом уже развился инстинкт страха.

За время своей короткой жизни в пещере ему ни разу не представлялось случая чего-нибудь испугаться. И все же страх жил в нем, перейдя к нему от отдаленных предков через тысячу тысяч жизней. Волчонок получил его как прямое наследство от Одноглазого и от волчицы; им же в свою очередь страх достался от всего поколения волков, живших до них. Страх! Ни одно животное не может ни избежать этого наследства пустыни, ни отделаться от него.