Читаем Белый раб полностью

Оставив моего нового знакомого в Августе, где, по его словам, у него были дела, и заручившись от него обещанными письмами, я направился в Виксбург.

Как я радовался тому, что снова напал на потерянный след моих близких! Но вместе с тем я не мог освободиться от томительных сомнений и раздумий о том, что же принесут мне эти поиски, даже в том случае, если они увенчаются успехом.

Выехав из Августы, я сразу же очутился среди истощённых и частично уже заброшенных земель. Картина эта была как две капли воды похожа на ту, что я видел в Виргинии и Каролине. Перебравшись через Окони, а потом через Окмолджи, я попал на участки, которые начали обрабатывать совсем недавно; самое старое из поселений насчитывало каких-нибудь двадцать лет. И тем не менее земля здесь кое-где уже носила следы разрушительной системы хозяйства, столь характерной для всех южных штатов. Это особенно было заметно в лощинах и по склонам холмов, где плодородная почва была совершенно смыта и где одиноко поднимались почерневшие стволы деревьев девственного леса, которые после того, как земля вокруг них была выбрана, засохли, но которые всё ещё крепко держались на своих глубоких корнях и как будто с усмешкой глядели на всё это опустошение. Земля, недавно ещё нетронутая и необычайно плодородная, вся была снесена водой в соседние овраги, и глазам представала одна только сухая красная глина.

Огромные высохшие стволы деревьев над опустошённой землёй как бы напоминали ей о том, чем ома была в прошлом. Это ли не символ того, к чему неизбежно приводит хищническая система, которая лежит в основе существования рабовладельческих штатов, — система, от которой страдает даже земля, теряющая свою природную силу и обречённая на бесплодие слепым и безрассудным стремлением человека поскорее обогатиться?

Переправившись через Флинт, я вступил в полосу девственного леса. Лес этот населяли занимавшиеся охотой крики,[57] но обуреваемые ненасытной жадностью плантаторы Джорджии при поддержке федерального правительства готовились уже изгнать их оттуда силой. Мероприятие это вскоре потом было осуществлено, и на смену диким и свободным жителям лесов явились несчастные жалкие рабы, купленные на истощённых полях Виргинии и Северной и Южной Каролины и привезённые сюда.

Достигнув берегов Алабамы, я выбрался из этих уединённых мест, находившихся под угрозой скорого вторжения американцев, и направился к берегам Миссисипи. Отсюда индейцы в ту пору были уже окончательно вытеснены. Их заменила пёстрая масса эмигрантов из рабовладельческих штатов. Это были главным образом потомки «первых семейств» Виргинии, которые явились сюда в надежде создать себе состояние с помощью немногочисленных рабов, которых владельцам всякими правдами и неправдами удалось вырвать из рук кредиторов. Здесь же появились и большие партии рабов; наиболее богатые из рабовладельцев пригнали их сюда мод надзором управляющих, с тем чтобы основать здесь новые плантации, где труд был бы более производительным. Крэкеры[58]

из Джорджии с бледными восковыми лицами, прочие жалкие представители белых из Каролины, невежественные и бедные, заселяли эти новые земли; это были торговцы, врачи, адвокаты, шарлатаны, мошенники, спекулянты, занимающиеся перепродажей земли, работорговцы, шулера, конокрады и всякого рода авантюристы, в том числе немалое количество баптистских и методистских проповедников. Главным стремлением всех этих людей, за исключением разве только проповедников, да и то не всех, было поскорее разбогатеть, и два слова не сходило с их уст: чернокожие и хлопок.

И в самом деле, тот, у кого нашлось бы время и интерес, мог бы в этих новых поселениях увидеть воочию рабовладельческую систему Соединённых Штатов в её истинном виде, в состоянии полного расцвета: там эта система действовала без всяких ограничений. Все старые рабовладельческие штаты организовывались как свободные общины по английскому образцу. Рабство появилось в них в виде какого-то нароста, чего-то принесённого извне. В силу привычек и традиций, в этих штатах и сейчас ещё сохраняется нечто от прежнего английского образа мыслей — хорошего и здравого, хоть всё это теперь уж быстро начало исчезать. Но штаты Алабама и Миссисипи, те с самого начала были штатами рабовладельческими, образовавшимися благодаря притоку переселенцев из старых, таких же рабовладельческих штатов. Это были главным образом люди молодые; расставаясь с родным домом, они как будто окончательно расстались со всеми принципами человечности, справедливости, умеренности, готовые, подобно свирепым акулам, проглотить всех и вся и даже друг друга.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Норвежский лес
Норвежский лес

…по вечерам я продавал пластинки. А в промежутках рассеянно наблюдал за публикой, проходившей перед витриной. Семьи, парочки, пьяные, якудзы, оживленные девицы в мини-юбках, парни с битницкими бородками, хостессы из баров и другие непонятные люди. Стоило поставить рок, как у магазина собрались хиппи и бездельники – некоторые пританцовывали, кто-то нюхал растворитель, кто-то просто сидел на асфальте. Я вообще перестал понимать, что к чему. «Что же это такое? – думал я. – Что все они хотят сказать?»…Роман классика современной японской литературы Харуки Мураками «Норвежский лес», принесший автору поистине всемирную известность.

Ларс Миттинг , Харуки Мураками

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Кредит доверчивости
Кредит доверчивости

Тема, затронутая в новом романе самой знаковой писательницы современности Татьяны Устиновой и самого известного адвоката Павла Астахова, знакома многим не понаслышке. Наверное, потому, что история, рассказанная в нем, очень серьезная и болезненная для большинства из нас, так или иначе бравших кредиты! Кто-то выбрался из «кредитной ловушки» без потерь, кто-то, напротив, потерял многое — время, деньги, здоровье!.. Судье Лене Кузнецовой предстоит решить судьбу Виктора Малышева и его детей, которые вот-вот могут потерять квартиру, купленную когда-то по ипотеке. Одновременно ее сестра попадает в лапы кредитных мошенников. Лена — судья и должна быть беспристрастна, но ей так хочется помочь Малышеву, со всего маху угодившему разом во все жизненные трагедии и неприятности! Она найдет решение труднейшей головоломки, когда уже почти не останется надежды на примирение и благополучный исход дела…

Павел Алексеевич Астахов , Павел Астахов , Татьяна Витальевна Устинова , Татьяна Устинова

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза