Читаем Белый раб полностью

В таком положении, вне всякого сомнения, оказывались Монтгомери и Элиза; в самом деле, Монтгомери был куплен покойным мистером Кертисом в качестве раба, и, так как ни ему, ни Элизе не было тридцати лет, а много меньше, трудно было предположить, что мистеру Кертису удалось оформить законный акт об их освобождении. Таким образом, они продолжали оставаться частью имущества и, за отсутствием какого бы то ни было завещательного распоряжения, переходили в руки мистера Агриппы Кертиса, который и являлся единственным наследником, ибо отца и матери Кертиса уже не было в живых. Существовала, правда, в этом законе оговорка, допускавшая освобождение раба и до того, как ему минет тридцать лет. Для этого ставилось условием, чтобы мотивы, которыми руководствовался владелец, были одобрены судьёй данного прихода и не менее чем тремя четвертями всех присяжных общественной полиции. Но эта оговорка имела отношение только к рабам, родившимся в данном штате, — мистер Кертис мог бы воспользоваться ею в отношении Элизы, но не в отношении Монтгомери.

Законы Луизианы — как пояснил нам адвокат, следуя в этом вопросе за гражданским законодательством, на основании которого они создавались, — значительно более человечны, чем английские законы, принятые в других штатах. Когда отец на словах или на деле признает ребёнка, родившегося от незаконной связи, своим, эти законы называют таких детей внебрачными и дают им право требовать с отца поддержки, содержания и предоставления возможности обучиться ремеслу. Однако при этом в сильной степени ограничивается право человека дарить своё имущество при жизни или завещать его в тех случаях, когда у данного лица есть родные и близкие.

В Англии, равно как и повсюду в Соединённых Штатах, за исключением Луизианы, человек может кому угодно подарить или завещать своё имущество; в Луизиане же, если у него есть законные дети, он уже не имеет права ничего подарить или завещать детям внебрачным сверх того, что им необходимо на пропитание, даже если эти дети и признаны им самим. Но если у него и нет законных детей, а есть только родители, братья или сёстры, он всё равно не может никому отчуждать ни по дарственной, ни по завещанию свыше одной четверти своей собственности. Это отступление от гражданского права и от Испанского закона,[64]

который был в силе в этом штате, сделано с тем, чтобы отец не мог завещать свою собственность смешанному потомству. Что же касается закона, ограничивающего освобождение рабов, то он направлен на то, чтобы возможно большая часть населения оставалась в рабстве.

Может быть, впрочем — как нам сказал адвокат, — мистер Кертис, послав обоих детей в свободные штаты, тем самым уже освободил их. Если бы они оставались на Севере, никто не имел бы на них никаких прав. Однако нельзя было быть уверенным в том, что по возвращении в Луизиану они снова не стали бы рабами. Правда, Верховный суд Луизианы вслед за многими другими штатами принял некогда постановление, что раб, вывезенный или посланный в один из свободных штатов, в силу этого одного уже получает свободу и не может снова быть возвращён в рабство. Но постановление это было принято под влиянием устаревших идей, которые вскоре были позабыты, и адвокат не был уверен, что суд будет считаться с этим постановлением в настоящее время.

Так как фактическое владение составляет девять десятых закона, заметил шутя адвокат, а во всём, что касается рабов, даже десять десятых, то преимущество решительно на стороне мистера Гилмора уже потому, что Элиза сейчас находится в его руках. Мимоходом он добавил, что давно уже знает мистера Гилмора и что это хитрый мошенник и плут, очень изворотливый и ловкий, что это лицемер, любящий разглагольствовать о долге, справедливости, благочестии и стремлении делать добро, но глубоко равнодушный и к долгу и к справедливости, если они не сулят ему никакой личной выгоды.

Адвокат сказал нам, что мы должны прежде всего помочь Монтгомери избежать расставленной ему ловушки, Если Монтгомери схватит, ему будет крайне трудно доказать своё право на звание свободного гражданина, ибо в одной из статей «Кодекса законов о неграх», который наш адвокат также счёл нужным прочесть нам вслух, говорится, что цветные, даже и получившие свободу, не должны считать себя равными белым. Во всех случаях они должны уступать белым, первыми никогда не заговаривать с ними, а отвечать им всегда с почтением, В случае нарушения этих правил негры подлежат заключению в тюрьму на разные сроки, в зависимости от серьёзности нанесённого ими белому оскорбления.

Следовательно, мы в лучшем случае могли рассчитывать на то, что Монтгомери будет отнесён к числу «свободных цветных граждан». В Виргинии и в Кентукки потомок негра в четвёртом поколении, если все остальные его предки были белыми, считается белым, и закон уже не принимает во внимание того, что в нём есть африканская кровь. Таким образом, он причисляется к белому населению и получает все права белых, невзирая на то, что его прапрадед или прапрабабушка были чистокровными неграми.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Норвежский лес
Норвежский лес

…по вечерам я продавал пластинки. А в промежутках рассеянно наблюдал за публикой, проходившей перед витриной. Семьи, парочки, пьяные, якудзы, оживленные девицы в мини-юбках, парни с битницкими бородками, хостессы из баров и другие непонятные люди. Стоило поставить рок, как у магазина собрались хиппи и бездельники – некоторые пританцовывали, кто-то нюхал растворитель, кто-то просто сидел на асфальте. Я вообще перестал понимать, что к чему. «Что же это такое? – думал я. – Что все они хотят сказать?»…Роман классика современной японской литературы Харуки Мураками «Норвежский лес», принесший автору поистине всемирную известность.

Ларс Миттинг , Харуки Мураками

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Кредит доверчивости
Кредит доверчивости

Тема, затронутая в новом романе самой знаковой писательницы современности Татьяны Устиновой и самого известного адвоката Павла Астахова, знакома многим не понаслышке. Наверное, потому, что история, рассказанная в нем, очень серьезная и болезненная для большинства из нас, так или иначе бравших кредиты! Кто-то выбрался из «кредитной ловушки» без потерь, кто-то, напротив, потерял многое — время, деньги, здоровье!.. Судье Лене Кузнецовой предстоит решить судьбу Виктора Малышева и его детей, которые вот-вот могут потерять квартиру, купленную когда-то по ипотеке. Одновременно ее сестра попадает в лапы кредитных мошенников. Лена — судья и должна быть беспристрастна, но ей так хочется помочь Малышеву, со всего маху угодившему разом во все жизненные трагедии и неприятности! Она найдет решение труднейшей головоломки, когда уже почти не останется надежды на примирение и благополучный исход дела…

Павел Алексеевич Астахов , Павел Астахов , Татьяна Витальевна Устинова , Татьяна Устинова

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза