Читаем Белый раб полностью

Таков был торговый дом «Братья Сэвидж и К0». Здесь, под самыми стенами Капитолия, помещалась их главная тюрьма, сюда сгоняли рабов, которых компания скупала во всех концах страны. А когда собиралось достаточное количество рабов, их переправляли партиями или грузили на суда и отправляли на Юг. Торговый дом «Братья Сэвидж и К0

» имел, разумеется, возможность, точно так же как и все остальные работорговцы, пользоваться местной городской тюрьмой. Но размах их коммерческих операций был таков, что городская тюрьма оказалась для них слишком мала, — и тогда они выстроили собственную. Тюрьму эту возглавлял опытный тюремщик, и она ничем особенно не отличалась от любой другой. В дневное время рабам разрешалось прогуливаться по двору, но с наступлением сумерек их всех, без разбора, загоняли в тюремное здание. Это было тесное, плохо проветриваемое помещение; там иногда скоплялось огромное количество людей. В течение всего времени, которое нам пришлось пробыть там, мы буквально задыхались от духоты и зловония. По утрам я выходил во двор с чувством мучительной жажды, весь дрожа как в лихорадке.

Штаты Мэриленд и Виргиния гордятся тем, что первыми потребовали прекращения торговли неграми в Африке и вывоза их оттуда. Эти штаты и в самом деле, по-видимому, способствовали проведению этой меры. Но у них были на это свои весьма веские основания. Они добились одобрения всего человечества благодаря тому самому постановлению Конгресса, которое одновременно закрепило за ними монополии на всю внутриамериканскую торговлю рабами. Торговля эта значительно превосходит африканскую, но в то время как та считается пиратством, торговля рабами на собственной территории производится как законное, справедливое и даже почётное дело.

Колумбийский округ, в котором расположен и город Вашингтон, находится между Виргинией и Мэрилендом. В силу своего удачного географического положения, а также в силу разных других причин он постепенно стал центром торговли живым товаром. Честь эту, однако» ему приходится делить с Ричмондом и Балтиморой, главными городами Виргинии и Мэриленда. Земли в обоих этих штатах разорены и совершенно истощены нелепой и устарелой землевладельческой системой, применяющейся всюду, где плантации велики и где пользуются рабским трудом. Произрастает на этих плантациях то же, что и в свободных штатах к северу и к западу от них, и опасность конкуренции и полного вытеснения продуктов, привезённых с Юга, продуктами, добытыми свободным трудом, растёт с каждым днём.

Многим из виргинских плантаторов не удаётся уравновесить свой бюджет иначе, как прибегая ежегодно к продаже одного или двух негров. Это называется «съесть негра» — выражение, достойное «гуманных» рабовладельцев.

Значительное число землевладельцев уже не надеется на выручку за свои урожаи. Они стараются, правда, хотя бы частично покрыть текущие расходы за счёт доходов с плантаций, но сколько-нибудь значительную прибыль они ожидают только от «разведения» рабов для продажи их на южных рынках. Южные рынки поэтому всегда «получают» достаточное количество виргинских рабов, так же как лошадей и мулов они получают из Кентукки.

Но в Америке, так же как и в Африке, торговля невольниками влечёт за собой серьёзное бедствие — опустошение края. Этому же способствует непрерывная эмиграция; целые округа в Нижней Виргинии постепенно превращаются в пустыню, и такая же угроза нависает над первыми англо-американскими поселениями; места эти становятся столь же дикими и заброшенными, какими они были когда-то. Некогда пышные поля теперь покрыты густыми и почти непроходимыми чащами, куда уже возвращаются олени и другие животные — исконные обитатели этих мест.

Глава семнадцатая

Нас загнали во двор тюрьмы, и за нами захлопнулись тяжёлые ворота, крепко обитые железными гвоздями. После этого принялись отпирать тяжёлые дверные замки. Когда дверь распахнулась, нас без всяких церемоний втолкнули внутрь помещения. Бледный луч луны проскользнул туда сквозь узкую решётку на окнах, но прошло некоторое время, прежде чем мне удалось хоть что-нибудь различить. Когда наконец мои глаза стали привыкать к темноте, я увидел, что меня со всех сторон окружают люди; их было не менее сотни. Мужчины и женщины, большей частью в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет, в невообразимой тесноте валялись на голом полу.

При нашем появлении многий из них поднялись с мест, окружили нас и засыпали вопросами о том, кто мы и откуда. Казалось, эти люди готовы были радоваться всему, что нарушало однообразие их жизни в заключении. Но мы так устали, что нам было не до разговоров. Мы повалились на пол и, несмотря на тяжёлый, зловонный воздух, вскоре же крепко уснули. Сон — лучшее утешение страдальцев, милосердие его сказывается в том, что он охотнее смыкает вежды угнетённых, чем угнетателей. Вряд ли кто-нибудь из владельцем торгового дома «Братья Сэвидж и К0» спал в эту ночь таким глубоким и спокойным сном, каким спала самая несчастная из его новых жертв..

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Кредит доверчивости
Кредит доверчивости

Тема, затронутая в новом романе самой знаковой писательницы современности Татьяны Устиновой и самого известного адвоката Павла Астахова, знакома многим не понаслышке. Наверное, потому, что история, рассказанная в нем, очень серьезная и болезненная для большинства из нас, так или иначе бравших кредиты! Кто-то выбрался из «кредитной ловушки» без потерь, кто-то, напротив, потерял многое — время, деньги, здоровье!.. Судье Лене Кузнецовой предстоит решить судьбу Виктора Малышева и его детей, которые вот-вот могут потерять квартиру, купленную когда-то по ипотеке. Одновременно ее сестра попадает в лапы кредитных мошенников. Лена — судья и должна быть беспристрастна, но ей так хочется помочь Малышеву, со всего маху угодившему разом во все жизненные трагедии и неприятности! Она найдет решение труднейшей головоломки, когда уже почти не останется надежды на примирение и благополучный исход дела…

Павел Алексеевич Астахов , Павел Астахов , Татьяна Витальевна Устинова , Татьяна Устинова

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Норвежский лес
Норвежский лес

…по вечерам я продавал пластинки. А в промежутках рассеянно наблюдал за публикой, проходившей перед витриной. Семьи, парочки, пьяные, якудзы, оживленные девицы в мини-юбках, парни с битницкими бородками, хостессы из баров и другие непонятные люди. Стоило поставить рок, как у магазина собрались хиппи и бездельники – некоторые пританцовывали, кто-то нюхал растворитель, кто-то просто сидел на асфальте. Я вообще перестал понимать, что к чему. «Что же это такое? – думал я. – Что все они хотят сказать?»…Роман классика современной японской литературы Харуки Мураками «Норвежский лес», принесший автору поистине всемирную известность.

Ларс Миттинг , Харуки Мураками

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза