Белый Тигр

Потом сунул палец в лужу черной, вонючей воды. Точно, прохладная.

Одна собака пробудилась, зевнула, увидела меня и оскалилась. Вскочила. За ней последовали две другие псины. Собаки зарычали, принялись скрести землю, скалиться — явно давали понять, чтобы я убирался из их владений.

С бродяжками я связываться не стал, двинулся дальше, к магазинам. Они еще не открылись. Сел прямо на тротуар.

Куда бы податься.

И тут я заметил темные ямки на бетоне.

Следы лап.

Какое-то животное пробежало когда-то по еще не затвердевшему покрытию.

Я пошел по следам. Расстояние между ямками стало больше: зверь перешел на рысь.  Я прибавил шагу.

Следы огибали торговые галереи, направляясь к задам магазинов, а дальше... а дальше бетонная дорожка оборвалась и следы пропали. 

Завернув за угол, я резко остановился. В пяти футах от меня на корточках сидел мужчина, за ним еще и еще — длинной и ровной шеренгой. Они испражнялись.

Я попал в трущобы.

Мне рассказывали про это место. Палаточный городок возвели для рабочих, что строили жилые комплексы и магазины. Все они приехали из какой-то деревни во Мраке и не любили, чтобы к ним заглядывали посторонние, ну разве что под покровом ночной темноты по делу. Справляющие нужду образовали что-то вроде оборонительного редута, уж к ним-то ни один уважающий себя человек не сунется. Ветер разносил окрест вонь свежего дерьма. 

Впрочем, оборона была местами не слишком плотная. Через такую брешь я и проник на территорию. 

Скромно жили строители домов для богатых —скопище выцветших, некогда голубых брезентовых шатров, разделенных на кварталы ручейками нечистот, — в Лаксмангархе и то лучше. По битому стеклу и строительному мусору я прошел на край участка, где ручейки вливались в черный неторопливый пузырящийся поток промышленных стоков. Двое детишек плескались в грязной воде.

Сотенная бумажка порхнула в черную реку. Дети изумленно замерли и тут же бросились ловить ее. Одному повезло больше, и тотчас завязалась потасовка. 

Я вернулся обратно и присоединился к защитникам трущобного городка, благо местечко освободилось. Присел среди испражняющихся и ухмыльнулся. 

Некоторые смущенно отвели глаза, значит, что-то человеческое в них еще осталось. Некоторые глядели совершенно равнодушно, словно давно потеряли всякий стыд. А один малый, тощий, смуглый до черноты, так даже радостно оскалил зубы: глядите, мол, какой я молодец.

Не поднимаясь с корточек, я подобрался поближе к нему и улыбнулся как можно шире. 

Он расхохотался — я следом, — и скоро все оправляющиеся зашлись в дружном хохоте. 

— Мы возьмем на себя все твои свадебные расходы, — крикнул я.

— Мы возьмем на себя все твои свадебные расходы, — прокричал в ответ смуглый. 

— Мы даже трахнем за тебя твою жену, Балрам!

— Мы даже трахнем за тебя твою жену, Балрам! 

На смуглого напал такой смех, что он упал на живот, выставив свою испятнанную задницу в испятнанное небо.

Домой я вернулся, когда начали открываться торговые галереи, умылся над общей раковиной, тщательно отскреб руки, заглянул на парковку, помахал для пробы тяжелым гаечным ключом и забрал его к себе в комнату.

У моей кровати стоял какой-то мальчик, в зубах у него был зажат конверт, обе руки подтягивали штаны.  Мальчишка обернулся на скрип двери, конверт упал на пол. В следующий миг гаечный ключ вывалился у меня из пальцев.

— Меня прислали. Я ехал на автобусе, на поезде, расспрашивал людей. И вот я у вас. — Он сощурился.  — Мне сказали, вы будете заботиться обо мне и обучите на шофера.

— Да кто ты такой, чтоб тебя?

— Дхарам. Четвертый сын вашей тетушки Лутту.  Мы с вами виделись, когда вы приезжали в Лаксмангарх. На мне еще была красная рубашка. Вы взяли меня на руки и поцеловали вот сюда. 

Он показал на свою макушку, поднял с пола конверт и протянул мне.

Дорогой внук.