Белый царь – Иван Грозный. Книга 2

– Дозволь войти, государь?

– Дмитрий, ты кстати. Входи, конечно. Здравствуй, князь.

Ургин поклонился.

– Многих лет тебе, государь. Слышал, Андрей Курбский послание тебе через Ваську Шибанова переслал?

– Да вон оно на столе, хочешь, прочитай.

– А надо ли?

– Надо! Прочитай и скажи, что ты об этом думаешь.

Князь Ургин взял письмо, быстро прочитал его, бросил на стол и воскликнул:

– Как он мог написать такое, обвинить тебя в том, чего не было? О какой крови, пролитой в церквях, он пишет? О какой ненависти к нему? Напротив, ты одаривал его своей милостью более других. Да, было за что, тут спору нет, но выпячивать себя, будто он один добывал победу, проливал кровушку за отчизну!.. Не знаю, как все это назвать. Разве достойно князю, ратнику требовать себе милость за то, что должен был делать по обязанности, исполняя клятву, данную царю и Отечеству?

– Как видишь, Курбский считает, что достойно. Но ведь я ни в чем ему не отказывал. Он обиделся, что я оставил его наместником в Ливонии. Так этим следует гордиться. Ему ведь честь была оказана, а он!.. – Иван махнул рукой. – Изменник не желает признать того, что если бы я хотел казнить его или сурово наказать, то не дал бы убежать в Литву. Он не знает, что мне известно о его давних переговорах с Сигизмундом. Ладно. Суд Божий рассудит нас.

– И то верно.

– Но я отвечу ему.

Ургин посмотрел на царя.

– Почему, государь? Не по чину тебе оправдываться пред беглым князем.

– Ты думаешь, Курбский сам решил мне написать? Нет, он не таков. Сбежал за границу и ладно. Переписку со мной его надоумили начать новые хозяева. Возможно, сам Сигизмунд.

– Но зачем?

– Затем, Дмитрий, чтобы выставить меня пред Западом тираном, варваром, для которого главное в жизни власть, а с ней разгул и безграничное своеволие. Если я не отвечу, то письмо Курбского в ближайшее время наверняка разойдется по всей Европе. Мое молчание будет представлено как гордыня тирана либо как признание правоты князя. Поляки, а тем более Курбский не ждут от меня ответа. А я это сделаю, не оправдываясь, а объясняя правду и обличая ложь.

В палату вошел Малюта Скуратов, завидел Ургина, поклонился и попятился обратно на выход.

Иван Васильевич остановил его:

– Погоди, Малюта, чего тебе?

– Так я после зайду, как вы с князем разговор закончите.

– Проходи, не помешаешь!

– Слушаюсь.

Малюта по привычке вновь поклонился. Царь улыбнулся. В желании угодить царю Скуратову при дворе равных не было.

– С чем пришел, Малюта? Докладывай, не стесняясь!

– Узнал, что собака Курбский в письме своем обвиняет тебя, оскорбляет, грозится. Это так?

– Откуда проведал о содержимом послания?

– Так о нем по Москве вовсю разговор идет. Слухи как змеи расползаются по сторонам.

– Вот как? Кто-то позаботился о том, чтобы о тайном послании Курбского узнала вся Москва?

– Тут и думать нечего. Ясно, кто распускает слухи. Бояре, будь они прокляты, теперь величают бывшего князя и воеводу жертвой твоего, прости, царского произвола, страдальца за интересы русской знати.

– Это не ново. Не будь Курбского, бояре сделали бы жертвой другого представителя своего сословия. Вернулись бы к князю Старицкому, вспомнили бы Адашева с Сильвестром. Им ничего другого не остается, Малюта. На открытое противостояние со мной никто из вельмож не пойдет. Подленько покусывать – да, но противостоять – нет. Впрочем, недолго осталось им и кусаться.

Ургин вновь не без удивления взглянул на царя.

– Что же ты все-таки задумал, Иван Васильевич?

– Я же тебе уже говорил, князь. То, чего никогда на Руси не было. – Иван Васильевич повернулся к Скуратову. – Есть новости от твоих людей, отправленных в леса?

– Мало, но есть. Кое-кому удалось прибиться к шайкам разбойников. Покуда к мелким, в которых о Кудеяре только слыхали, дел же общих не имели. Но это только поначалу. Всему свое время. Выйдут мои люди на след Кудеяра.

– Следи за этим!

– Конечно, государь. – Малюта почесал затылок. – Позволь сказать, царь?

– Предложить чего-то хочешь?

– А ты как будто читаешь мысли.

– Так у тебя на лице все написано.

– Неужто?

– Говори, что хотел предложить.

Скуратов вздохнул.

– Не надо бы, государь, прощать Курбскому его подлую измену.

– А никто ему и не прощает.

– Я не о том. Необходимо его наказать, да так, чтобы другие бояре, замышляющие бегство к врагам, крепко призадумались бы.

– Продолжай!

– Думаю, надо схватить Курбского, доставить в Москву и казнить прилюдно, на лобном месте.

– Угу! Схватить, пытать, казнить?

– Да, государь. В этом ничего особо сложного нет. Васька Шибанов передал такое же послание печерским старцам. Но не только письмо, но и просьбу оказать помощь. Слышал я, будто литовцы обобрали его до нитки, лишили всего, золота в первую голову. Так вот, надо отправить в монастырь наших верных людей. Те передадут Курбскому, что помощь ему собрана, но потребуют, чтобы он сам за ней приехал. Не в Юрьев, в другое какое-то место. Курбский, нуждающийся в деньгах, явится куда надо. Взять его труда не составит, как и тайно переправить в Москву. Хотя можно нашего беглеца и в Волмере достать.

– Все сказал, Малюта?