Белый Волк

— Хорошо подобранная монтажка, Костя, — потягиваясь, пояснил Кирилл, — одним ударом легко ломает руку или ногу, или сносит череп. Но за оружие при этом не считается. Так что настоятельно рекомендую. Чего–то после твоего интернета мне без монтажки стало очень уныло…

К счастью, за время поездки с ними никаких неприятностей не случилось. Около полуночи, когда волк из галлюцинаций Кирилл уже давно спал, рыжий «Паджеро» закатился во двор за девятиэтажкой и приткнулся бампером к столбу. Мужчины вместе вошли в подъезд, поднялись на четвертый этаж, вышли из лифта на площадку.

— Ну что, рад знакомству, — протянул руку Белокотов. — Если что — звони, заходи. Всегда буду рад. И вообще…

— И я рад. Ни о чем не беспокойся, Костик. Все будет хорошо.

— Я постараюсь…

Кирилл вернулся в лифт, поднялся наверх.

— Тада–да–да-ах!!! — с громким хлопком открыл перед ним банку джин–тоника Игорь, облаченный в джинсы и тельняшку. — С возвращением воскресшего! Извини, шампанского не было.

От острого спиртового духа, едкого запаха хинина и шипения пузырьков Самасад даже проснулся, отпрянул назад и уперся спиной в лифтовую дверь.

— Ты чего? — встревожился десантник. — Качает?

— Утром из больницы, забыл? — по стеночке обошел банку тоника Кирилл. — А как ты угадал, что я в лифте?

— А камеры на этаже зачем? Все видел, все слышал… Ты давай, аккуратнее, — забеспокоился он, открывая дверь. — Проходи. Что, слабость? Есть хочешь?

— У тебя что, есть еда?

— Пельмени. И не просто пельмени, а с кетчупом!

— Коли так, то давай.

— Вот сюда, сюда, на диванчик, — поддержал его Игорь. — Садись. Сейчас сварю. Тоник, как понимаю, тебе нельзя? Ладно, тогда кофейку сделаю.

Он ушел, прихлебывая из шипящей банки, и Самасад наконец смог с облегчением закрыть глаза, положить голову на лапы и снова погрузиться в сон, оберегаемый от возможных напастей треснутой бетонной плитой, что отгораживала уголок под лестницей диспансера от прочего мира. Телевизор ему ничуть не мешал, выстрелы из черно–белого вестерна настолько отличались от настоящих, что не вызывали в памяти никаких ассоциаций.

Кирилл посмотрел на руки. Вроде, нормальные. Однако подбородок явственно ощущал теплую густую шерсть лап, на которых лежала его голова. Из интереса он приподнял лапу — и она шевельнулась. Причем рука осталась неподвижной.

— Неплохо, — скривился Самасад. — Я уже умею отличать одну от другой… Да вообще какого хрена…?

В этот момент волк мотнул головой из–за зачесавшегося уха — и Кирилл невольно повторил его движение. От неожиданности вскочил, ударился о бетон, тут же опустился обратно, потер затылок, посмотрел наверх. Потолок был высоко. Однако голова болела по–настоящему.

«Кажется, с этим нужно быть поосторожнее…» — одновременно подумали сразу два существа по разные стороны реальности.

— Все, пельмени варятся! — вернулся в комнату Игорь, поставил на стол чашку кофе, сунулся под подоконник, вытянул из тайника толстую пачку купюр, зашуршал деньгами. — Так, месяц больничного с производственной травмой, аванс еще за месяц, э–э–э-э… Э, ладно! Еще штуку для поправки здоровья. Вот, четыре тысяч. Недельку отдохни, подкрепись. Покушай нормальной еды в ресторанах, а не моих пельменей, с матерью встреться. В общем, как положено. В ближайшие дни клиенту ничего не грозит. Надеюсь, теперь ты не станешь читать мне лекции о суевериях Зоримиры? А потом все как прежде. Ну, и самое интересное: в середине следующей недели покажешься моему работодателю. Ты только это… Крышу заранее гвоздями прибей.

Игорь многозначительно подмигнул и побежал накладывать пельмени.

Свободная неделя пригодилась Кириллу очень и очень сильно. Ему было не так–то просто привыкнуть к тому, что, когда волк рвет крысе голову — горячая кровь струится словно ему прямо в рот, он ощущает ее тепло, соленость, липкость. Равно как волку было странно ощущать на языке вкус пельменей, бифштекса или жареной рыбы. При том, что реально он этого не ел никогда в жизни и даже не знал об их существовании, при том, что эта еда всего лишь мерещилась — как и то, что он вдруг стал двуногим и высоким.

Поначалу у человека даже возникало желание сдаться: вызвать скорую, запросить у докторов лекарство, которое избавит от безумия, сделает мир прежним — простым и привычным. Обколоться, отключиться, забыться… Но волк, мучаясь не меньше его, стоически переносил это раздвоение, был полностью уверен в себе — и часть этой уверенности передавалась и Самасаду, и он все оттягивал, оттягивал звонок, надеясь самостоятельно справиться с болезнью.