— Я ловлю преступников, Кирилл, если ты забыл, и защищаю людей. Так что у меня с этим парадоксом никаких проблем не возникает. Меня, если честно, самого удивляет, почему людям у нас запрещено сопротивляться насилию. Но я на службе и обязан выполнять требования общества, которому служу. А оно считает обязательным именно это.
— Ну, и почему тогда, Сергей Васильевич, вы не доводите мое дело до конца? Почему срок не лепите?
— Потому, что справедливости нет у закона, — вздохнул Широков. — А я всего лишь человек. В настоящий момент воспользовался обстоятельствами и позволил себе слабость. Только ты не думай, что это хорошо. Ведь на моем месте вполне мог оказаться кто-нибудь другой, с иным чувством справедливости. Развелось ныне вокруг изрядно горлопанов, которые уверены, что права человека существуют только и исключительно у насильников, убийц и грабителей, но отсутствуют у их жертв. И за то, что ты прирезал стрелка вместо того, чтобы, прохаркавшись кровью, зачитать ему его права, напоить кофе и проводить к оборудованной кондиционером машине, такой справедливец быстро бы содрал с тебя живого шкуру, натянул на барабан и таскал по улицам под радостную мелодию Марсельезы. Это плохо, когда мы поступаем не по закону, а по справедливости. Это очень плохо. Такого быть не должно. Но иногда трудно удержаться. Будем считать, что в этот раз тебе просто повезло.
— Я учту.
— Учти, учти… Что-то мы не о том заболтались. Я ведь хотел о другом поговорить. Впрочем, теперь, когда я выпустил из рук главное средство воздействия, ты уже точно не признаешься, кто вам платил и почему. Сегодняшний план ведения допроса у меня накрылся. Впрочем, учитывая твой дурной характер, буйную биографию и изрядное упрямство, видимся мы, я так полагаю, не в последний раз. Можно и отложить. На сегодня в управлении запарка, так что торопить никто не станет. Оставлю твою загадку на десерт. Ты у нас не ядовитый, ничего конторе не испортишь. Скажу, что завербовал, никто и теребить не попытается, и другому дело не передаст. Про чужих агентов в службах спрашивать не принято.
— Я не буду на вас работать, — покачал головой Самасад. — Мне знакомства с его величеством Законом хватило на всю оставшуюся жизнь. Больше не хочу. Предпочитаю справедливость. Самую дикую и бескультурную.
— Да куда ты денешься, Кирилл? — дружелюбно улыбнулся Широков. — Не хочешь сотрудничать по согласию — буду использовать «втемную». Точнее, именно так и буду. Я ведь тебе, заметь, сотрудничества и не предлагал.
— Даже не надейтесь!
— Что, бросишь Батарейку без охраны?
— А при чем тут он?
— Ты забыл? Наша служба должна обеспечивать ему охрану. Если этим занимаешься ты, я своих людей снимаю и перевожу на другие направления. А в отчете ссылаюсь на твое содействие. Ну что, Самасадский, бросишь ради понтов своего знакомого без охраны, или как? — Широков чуть помолчал, словно дожидаясь ответа. — Вот видишь… Никуда-то ты не денешься. Нравится, не нравится — но лямку тянуть будешь. Работать на контору и на закон. Тот самый, что тебе не нравится. Да и не только тебе. Но закон есть закон. Утешу тем, что ты об этом хотя бы знаешь. Большинство тебе подобных обычно ничего и не подозревают. Хотя трудятся как пчелки.
— Тоже телохранители?
Сергей Васильевич вскинул указательный палец и предупреждающе покачал:
— Ай-я-яй! Не нужно задавать таких вопросов. Много будешь знать, скоро состаришься. Неужели в детстве не учили?
— Я двоечник. Мне такие уроки не впрок. С детства хроническим любопытством страдаю. Раз уж я вашим внештатным агентом оказался, Сергей Васильевич, может, подскажете, отчего гражданина Белокотова так часто шлепнуть пытаются? Мне ведь это при работе пригодиться может. Если он такой ценный субъект, почему вы ему нормальной охраны не дадите, почему этим любители вроде меня должны заниматься?
— Расскажу, Кирилл. Вот это как раз расскажу. — Хозяин кабинета наконец-то слез со стола, обошел его и сел в кресло, ужасно воняющее древним дерматином. — Понимаешь, тут такая штука получается, что… Что есть силы, которые очень хотят нас уничтожить.
— Да я наслышан, — пожал плечами Самасад. — И про либералов, и про гражданское общество.