— Орел попался в ловушку. Он пытался освободиться от железной хватки дракона: рвался и метался, краснел и бледнел от гнева. Сначала он требовал и угрожал, затем принялся умолять бывшего друга, чтобы тот отпустил его. «С радостью, — отвечал дракон, — но сперва доставь меня обратно домой».
Последние слова Олав прошамкал сквозь зубы, как если бы что-то мешало ему говорить. Все сразу же признали в этой пантомиме Финна с «римским костылем» во рту и разразились новой серией насмешливых возгласов и шлепков по коленям.
— Орел взлетел под самые облака, затем камнем упал вниз и проделал так несколько раз. Он резко менял направление полета и пытался стряхнуть с себя дракона. Все напрасно… В конце концов орел смирился с мыслью, что самостоятельно ему не освободиться, и послушно принес дракона к порогу его дома.
— Дружба — такая штука, которая требует вклада с обеих сторон, — изрек дракон на прощание. — Но поскольку ты, орел, этого не понимаешь, то нашей с тобой дружбе пришел конец. Не стану я впредь приглашать тебя в гости.
Дракон был очень разочарован. Он утратил доверие не только к орлу, но и ко всему белому свету. А посему спрятался под землей и залег на страже своих сокровищ.
— Вот и неправильно, — вмешался Рыжий Ньяль. — Лучше поделиться своим богатством, иначе все соседи будут желать твоей смерти…
Он не успел добавить привычную присказку про свою старую бабку, поскольку в нашем кругу появилось новое лицо. Никто не заметил, когда именно подошел Добрыня. Неизвестно, слышал ли он рассказ Олава, и если слышал, то как к нему отнесся. Сам Добрыня ничего не сказал, просто сделал мне знак отойти в сторону.
Я последовал за ним, мучимый дурными предчувствиями. За моей спиной раздавались смех и оживленные голоса: люди принялись обсуждать услышанную историю. Побратимы прекрасно поняли смысл притчи и горели желанием объяснить его остальным.
— Князь решил немедленно уходить в Белую Вежу, — тихо сообщил мне Добрыня, назвав Саркел привычным русским именем. — Мы заберем лошадей, чтобы тащить подводы с серебром. И еще одна лошадь понадобится для повозки с припасами. Князь надеется разжиться в Белой Веже новыми телегами с лошадьми и затем вернуться сюда. Абрахама и Морута я послал вперед, чтобы они разведали, как обстоят дела в крепости.
Я вынужден был признать правильность такого решения. Прежде чем ехать в Белую Вежу, требовалось разузнать, какой прием окажут юному князю местные жители. Со смертью Святослава многое изменилось. И не факт, что пограничная крепость — в недавнем прошлом принадлежавшая хазарам — сохранит верность сыновьям погибшего владыки. А если и сохранит, то, скорее уж, киевскому князю Ярополку, а не маленькому мальчику из далекого Новгорода…
Я высказал эти соображения Добрыне. Старый лис степенно кивнул в ответ и хитро усмехнулся:
— Я знаю степняков. Они будут верны тому, кто больше заплатит. И потом, как ни крути, Владимир все же Святославов сын. Защитники крепости побоятся с ним ссориться и дадут нам все, что запросим. Мы обновим наши припасы и возьмем столько лошадей, сколько потребуется для полновесного обоза. После этого вернемся сюда и загрузим телеги тем серебром, какое удастся поднять из гробницы Аттилы. Полагаю, к тому времени лед на реке уже вскроется. Так что мы сможем добраться до Меотийского озера на лодьях.
Ага, понятно — урвать кусок пожирнее и сразу же смыться. Такой тактики придерживались все морские разбойники, и, судя по всему, Добрыне удалось убедить племянника, что это наилучший образ действия. Собственно, кто бы спорил… Все равно мы не в состоянии вынести все содержимое гробницы. Да если честно, нам хватило бы и того, что уже есть. Но, к сожалению, тут возникает осложнение. После того как князь Владимир объявится в Белой Веже, месторасположение могильника Аттилы перестанет быть тайной. И от желающих поживиться за чужой счет не будет отбоя. Они слетятся на этот островок стаями стервятников, и тогда драка станет неизбежной.
Тем не менее я кивнул в знак согласия. Но добавил по возможности твердо:
— Не ранее, чем я отыщу Коротышку Элдгрима.
Добрыня неодобрительно покряхтел. Я понял, что он намеревался выйти с первыми рассветными лучами, и моя идея поисков побратима — который совершенно очевидно, с его точки зрения, был мертв — казалась ему пустой потерей времени. По правде говоря, я и сам так думал. И, уж тем более, меня не волновала судьба Брондольва Ламбиссона, затерявшегося где-то среди гор серебра. А мысль о жутком призраке Хильд, который, возможно, бродит в мрачном подземелье, вгоняла меня в откровенный ужас. Я готов был согласиться с Добрыней — плюнуть на все и с утра пораньше отправиться в Белую Вежу. Однако Коротышка Элдгрим и, пуще того, боязнь нарушить данный обет толкали меня под землю.