Теперь уж настал мой черед кивнуть. Я слышал красноречивое покашливание Добрыни, но мы с Ковачом смотрели друг на друга, не отводя глаз.
—
За моей спиной раздалось свистящее шипение — будто воздух из винного бурдюка выдули: это одновременно вздохнули Сигурд и Добрыня. Оглянувшись, я обнаружил, что князь Владимир побледнел, как полотно. Все они выглядели не на шутку напуганными. А я понятия не имел, о чем мы говорим…
— Ятра Одина! Что еще за штука такая?
— Чудовища, которые питаются душами утопленников, — вполголоса пояснил Добрыня.
— Все это детские сказки, — возразил Сигурд без особой уверенности.
— Они живут на возвышенности посреди болота, — сообщил Ковач (он говорил тихо, ровным голосом, но сколько же горечи было в его голосе!). — В нашей деревне сорок восемь домов, и каждый из этих домов пострадал.
— Каким образом пострадал? — требовательно спросил Добрыня.
— Они приходят по ночам… эти
Ковач умолк, и я почувствовал, как по спине у меня пробежал холодок. И холодок этот не имел никакого отношения к зимним сквознякам.
— Вы столько лет терпели и ничего не предпринимали? — спросил Владимир, и старик повел в его сторону седой кустистой бровью.
— Мы пробовали посылать мужчин на болото, — ответил он. — В первый раз погибли шестеро. Мы снова попытались… и потеряли еще четверых. Все эти люди были смелыми мужчинами и добрыми кузнецами. Больше мы никого не посылали. Нам нужны люди, чтобы ковать мечи и обрабатывать землю… и сражаться с другими врагами. Не только с этими. Поэтому мы ограничились тем, что выстроили укрепления вокруг деревни. И каждый год отправляли челобитные в Киев с просьбой о помощи. Но никто так и не пришел.
— Твои укрепления никуда не годятся, старик, — сказал я. — Если они продолжают приходить и красть ваших женщин.
— Против волшбы никакие укрепления не помогут, — вздохнул Ковач (он говорил самым обыденным тоном, но в глазах почему-то появились хитрые искорки). — Они приходят по ночам, когда все боятся выйти из дому. Я видел разок одного такого водяного — он был весь чешуйчатый, словно змея, и двигался совершенно бесшумно. И вот теперь появились вы. Может, Перун нарочно привел к нам воина по имени Дракон? Чтобы раз и навсегда покончить с этими чешуйчатыми, которые наверняка вылупляются из змеиных яиц. Ведь неспроста же бог наслал на нас эти ужасные холода, которые заморозили все топи и сделали болото проходимым. На моей памяти такого прежде не случалось.
Я обвел взглядом лица его домочадцев и понял, что продолжения ждать бесполезно. Старик и так сказал больше, чем позволяли время и место. Тишина затягивалась, и единственным звуком, нарушившим ее, был треск полена в печи. Оно внезапно вспыхнуло и осветило всех зловещим багровым светом.
— Итак… Я правильно тебя понял, старый лис? — прорычал Сигурд. — Если мы пойдем на болото и избавим вас от этой угрозы, то вы поделитесь с нами съестными припасами?
Ковач кивнул в ответ, и это почему-то рассердило воеводу.
— Вот подвешу тебя сейчас за большие пальцы, — пригрозил он, — и ты живо все выложишь.
— А еще можно подвесить кого-нибудь из твоей родни, — вмешался Добрыня. — Ты этого хочешь? Я могу послать за матерью твоей внучки.
Ковач заморгал своими прозрачными глазами, но ничего не сказал. Он сидел, свесив голову на грудь, и горестно молчал. В конце концов, он был маленьким человеком и привык безмолвно встречать все беды и печали. Но на его веку случилось уже столько этих самых бед, что они его закалили и отбили привычку пугаться. Я думаю, этот человек был не менее бесстрашным, чем наш Финн.
Мы с Добрыней обменялись понимающими взглядами. Кроме всего прочего, мы не имели права мучить и угнетать поселян. Это была привилегия Ярополка, поскольку здешние земли и люди принадлежали ему. Если сейчас мы дадим волю гневу, это может сильно не понравиться киевскому князю. А ссориться с Киевом мы не хотели.
В конце концов Добрыня подавил вздох и сказал, обращаясь ко мне:
— Всего-навсего небольшая прогулка по замерзшему болоту…
— Да пусть он подавится! — прорычал Финн, когда я вернулся в амбар и обо всем поведал побратимам. — Что за хрень такая этот самый
—