Белый ворон Одина

Места эти мне не нравились, казались болотистыми и негостеприимными. То ли дело дальше на юг, где начинаются благодатные степи с черной землей. Славяне их так и называют — чернозем. Почва там настолько плодородная, что ее достаточно единожды вспахать и затем можно на протяжении нескольких лет использовать без дополнительной обработки. Говорят, там снимают отличные урожаи пшеницы.

Да и осенний Альдейгьюборг меня совсем не порадовал. Теперь, когда вся листва облетела и деревья тянули в небо свои черные когтистые руки, город показался унылым и неуютным. И, похоже, не мне одному.

— Да, незавидное тут у них местечко, — вынес приговор Рыжий Ньяль. — А для чего они кипятят воду в этих огромных котлах?

— Соль выпаривают, — пробурчал Квасир. — В здешних источниках вода соленая, как в море.

— Хитро придумано, — одобрил Оспак. — Я слышал, купцы на кораблях тоже кипятят морскую воду.

Он впервые оказался в землях Гардарики, и все здесь было ему интересно.

— Точно, — подтвердил Финн. — Так что, здесь, на «Сохатом», мы богаче самого Квасира Плевка, поскольку…

Квасир никак не реагировал на смешки окружающих; он невозмутимо дырявил золотые динары, мастеря обещанное ожерелье для жены. Что касается Торгунны, то она продолжала колдовать над головой Олава, на которой уже начали отрастать нормальные волосы. Я давно уже понял, что, независимо от того, кем мальчишка являлся на самом деле, держать его за раба не получится. А потому, как только мы поднялись на борт струга, я подошел к нему и сказал:

— Уж не знаю, конунгов ты сын или нет… но отныне можешь считать себя свободным.

После чего протянул мальчишке руку. Тот озадаченно заморгал своими удивительными глазами, затем взглянул на сияющую Торгунну и все понял. Широко улыбнувшись, он сжал мое запястье своими худенькими полудетскими руками.

Позже — когда наша лодка, подгоняемая баграми сплавщиков-кривичей, уже плавно скользила меж зеленых берегов — ко мне подошел Квасир и рассказал, что им с Торгунной удалось выяснить у маленького Олава.

— Мальчишка говорит, будто раньше жил со своей матерью, дедом и приемным отцом, которого он называет Старым Торольвом. По его словам, какие-то люди охотились за ним. Он это знает, потому что мать всегда предостерегала его против них. Они вроде бы прятались в том самом месте, названия которого он не помнит. Оно и немудрено, ему тогда едва исполнилось три года. Однажды им всем пришлось оттуда бежать и направиться в Новгород, где у него жил дядька или еще какой-то близкий родич. Мать рассказывала про него, но мальчишка имени не запомнил. Они почти уже добрались до этого дядьки, но тут удача им изменила.

И пока я обдумывал услышанное — то так, то эдак обкатывая в голове рассказ Квасира, — тот внимательно смотрел на меня своим единственным глазом, тускло светившимся в сгущавшихся сумерках.

— А как он попал к Клеркону? Тот что, захватил его или купил у кого-то еще?

— Захватил, — хмуро ответил Квасир. — Сначала он убил его приемного отца. Мальчишка говорит, что Торольв был слишком старым, и Клеркон попросту столкнул его за борт драккара.

— А что с матерью?

Квасир пожал плечами.

— Думаю, она умерла позже. У меня такое чувство, будто мальчишка знает гораздо больше, но то ли не хочет, то ли не может говорить. Сказал только, что она умерла на Сварти.

Ага… и, скорее всего, под Клерконом, подумалось мне.

— Что-нибудь еще?

Квасир снова пожал плечами.

— Мальчишке известны имена матери, отца и деда, но он отказывается сообщить их. Полагаю, мать в свое время взяла с него клятву. Я бы тоже так поступил, если б за моим сыном охотились враги. Знаешь, как говорят: меньше болтаешь, дольше проживешь.

Во всем этом крылась какая-то тайна. У меня было ощущение, как у человека, увидевшего на земле кольцо. Смотришь на это кольцо, валяющееся в грязи, и знаешь: если хорошенько потянешь за него, то вытянешь великолепный заколдованный меч. А кольцо окажется на его рукояти…

Какое-то время мы сидели молча, затем Квасир задумчиво покачал головой.

— Прямо будто сагу читаешь, — пробормотал он. — Беглый сын конунга, который попадает в руки разбойников… Затем его продают в рабство, откуда пацана вызволяет Убийца Медведя со своими побратимами из Обетного Братства. Право слово… если этот парнишка в конце концов не станет великим человеком, значит, я ничего не понимаю в узорах Норн.

— Меньше беспокойся о мальчишке, — сказал я. — Лучше подумай над тем, какой узор Норны выткут для нас самих. Хотелось бы надеяться, что нити чужого величия не захлестнутся на нашей шее.

Эта зловещая мысль не шла у меня из головы всю дорогу, пока наш струг доблестно преодолевал волховские пороги. Наконец мы достигли Новгорода и высадились на его дощатой пристани. Вот тут-то проказницы-Норны и явили нам свой хитроумный узор. Думаю, Одноглазому он понравился… Во всяком случае, смех его, который с некоторых пор не смолкая звучал в моей голове, стал еще громче.

6