Белый ворон Одина

Мальчик умолк, заметив наши пристальные взгляды.

— Что? — спросил он. — Я просто слышал истории.

— Вот и держи их при себе, — раздраженно рыкнул Финн. — У этого старика, верно, от холода в голове помутилось. Неужто кто-нибудь всерьез верит подобным сказкам?

— Он не один такой, — спокойно возразила Торгунна. — Не могут же все быть сумасшедшими. Я видела хозяев этого дома — мужа и жену, — они до сих пор оплакивают свою пропавшую дочь.

Речь шла о дочери старого Ковача. Несчастная женщина стояла, помешивая деревянной ложкой в чане с прошлогодним пивом — подобным образом она пыталась вдохнуть новую жизнь в прокисший напиток. А попутно рассказывала нам, утирая слезы, печальную историю исчезновения своей дочери. По ее словам, однажды ночью она увидела в доме какую-то тень, а затем услышала приглушенные крики. Вот так все и случилось… Я смотрел на ее круглое крестьянское лицо — щеки изрезаны преждевременными морщинами, карие глаза обведены темными кругами. Женщина выглядела такой несчастной, что я не решился еще больше расстраивать ее угрозами Сигурда и Добрыни. Вряд ли известие о том, что ее собираются подвесить за большие пальцы, сильно обрадует женщину. Несчастная и так убита горем и напугана сверх всякой меры.

Я пытался потолковать с ее мужем, но тот оказался на редкость неразговорчивым. Он немногое добавил к рассказу своей жены. Только сообщил, что пытался убить чудовище ручной косой, но не слишком в том преуспел. У мужчины было широкое плоское лицо — настолько испещренное морщинами, что больше смахивало на дубовую кору, нежели на человеческую кожу. Сходство со старым дубом еще больше усиливалось благодаря скулам и носу, которые выступали подобием чернильных орешков на больном дереве. Концы его длинных седых кос были неровными — словно их не подрезали, а обжигали огнем.

Странно… Мужчина этот не походил на труса, да и на слабака тоже. Судя по развитой мускулатуре, он привык к тяжелой работе. И тем не менее он позволил, чтобы у него увели дочь — четырнадцатилетнюю красавицу с пшеничными волосами. Именно так выглядела сгинувшая девушка, если судить по рассказам убитой горем матери и других односельчан.

— Чешуйчатый, словно куриная нога… — бубнил мужчина, но глаза его почему-то бегали.

Это была не единственная история про чудищ с болота, которую нам довелось выслушать. У одних водяные умыкнули дочерей, у других увели скотину со двора. И вроде люди искренне горевали о своих потерях… но меня не покидало впечатление, что в их историях присутствует некая недоговоренность. Нечто странное и непонятное — подобно лютефиску[3] на праздничном столе.

А затем наступил вечер. Мы сидели в полутемной горнице, по стенам которой плясали причудливые тени. Со всех сторон доносились негромкие разговоры и довольный смех людей с полными желудками и теплыми ногами. Я вдыхал дымный воздух, насыщенный запахами эля и немытых человеческих тел, и лениво наблюдал за маленькой девочкой с огромным бельмом на глазу, которая играла с пришлыми гостями в игру под названием «лиса и цыплята». Девчушка проявляла немалое умение. Во всяком случае, она раз за разом обыгрывала взрослых мужчин, чем вызывала взрывы восторженного смеха.

Мы с Финном, Квасиром и еще несколькими побратимами уединились в темном углу, чтобы обсудить навязанный нам поход на болота.

Надо ли говорить, что все мы были не в восторге от этой затеи. Никому из нас не улыбалось сражаться с чешуйчатыми созданиями, которые способны бесшумно пройти по огромному болоту с его непроходимыми топями, пересечь реку и остатки защитных укреплений, взять то, что им понравилось, и безнаказанно уйти от любой погони. Я вообще не понимал, как можно бесшумно передвигаться с брыкающейся женщиной или блеющей козой на загривке.

Мы так ни до чего и не договорились. К концу вечера, когда языки наши уже изрядно заплетались, сами мы остались на той же точке, с которой начали. А именно: как ни крути, а придется идти на болото. Хотя бы для того, чтоб увидеть все собственными глазами.

— Наверняка обнаружим там шайку обычных разбойников, — заявил Квасир. — Какие-нибудь оборванцы, которые бедствуют в степи и вынуждены воровать у местных жителей.

— Ну, знаешь ли… Невидимые разбойники нужны мне еще меньше, чем болотные духи, — возразил я, и побратимы вынуждены были согласиться.

Мы еще раз обсудили, насколько можно верить рассказам поселян. Итог подвел Рыжий Ньяль, который поднялся с места и со вздохом сказал:

— Ну, что ж, выбора у нас нет. Придется это сделать. Только надо быть осторожными и не спешить. Как говаривала моя бабка, солнышко движется потихоньку, но за день успевает весь мир обойти.

— Я бы предпочел, чтоб твоя бабка вместо меня отправилась на болото, — проворчал Финн, и на том обсуждение закончилось.