Белый ворон Одина

Выглядел он в этот миг, как обычный девятилетний мальчишка. Мне захотелось его подбодрить, и я выдавил из себя некое подобие улыбки, хоть это было и нелегко: лицо у меня застыло наподобие гипсовой маски — так и казалось, будто сейчас пойдет мелкими трещинами. В усах и бороде ощущались ледяные колтуны.

— Спорим, я выгляжу лучше тебя, — усмехнулся я. — Это твоя кровь?

Олав покачал головой.

— Блейка, — пояснил он с горестным вздохом.

Несмотря на сильный мороз, я весь взмок, прежде чем мне удалось перевести себя в сидячее положение. Зато я получил возможность бросить взгляд через бортик телеги и обнаружить, что едем мы сквозь заросли высокой пожелтевшей травы, до половины засыпанной снегом. Впереди маячил громоздкий силуэт возницы, который вел под уздцы изможденных лошадок. Осторожно повернув голову, я разглядел и другие фигуры и машинально пересчитал их. Похитителей было семеро.

— Ага! — послышался голос. — Раз уж ты оклемался, то вылезай из телеги. Нечего прохлаждаться…

Я увидел бородатого мужика, закутанного в овчинный плащ. Другой такой же плащ он намотал себе на голову — очевидно, для тепла. Рожа у него была красная, вспотевшая. Видать, топать за телегой по глубокому снегу было нелегко, и я в душе позлорадствовал.

— Оставь его в покое, Тирфинг, — тут же раздался скрипучий голос Мартина (он показался из-за спины бородатого мужика). — Пусть сидит, где сидит. Так легче держать его на виду.

И монах снова скрылся из вида — прежде чем я нашел для него достойные проклятия.

Теперь я вспомнил, что чернобородый германец по имени Тирфинг прежде ходил в хирдманнах Клеркона. Здесь же я увидел еще двоих Клерконовых людей. А вот следующая парочка поразила меня до глубины души. Сначала я не обратил внимания на двух мужиков, подошедших вытолкнуть из сугроба застрявшую подводу. Но затем, вглядевшись в опущенные лица, узнал в них собственных траллов — Друмбу и Хега.

Они были одеты в теплые меховые плащи — совершенно очевидно, у кого-то украденные, — на поясах болтались ножи и топоры. Только теперь я сообразил, что именно голос Друмбы мне показался знакомым.

Ну, конечно, как же я мог забыть: оба они из славян! Я обругал себя последними словами. Надо же было притащить рабов на их родину, не подумав, что при первой же возможностью они удерут. Клянусь задницей Одина! А как еще должны были повести себя люди, которые десять лет провели на чужбине и могли только мечтать о возвращении в родные места? Впрочем, кому же придет в голову интересоваться мыслями траллов?

— Владимир выследит вас обоих, — сказал я, обращаясь к островерхим макушкам их меховых шапок (лиц они так и не поднимали, очевидно, стыдясь глядеть мне в глаза). — Не подумали, что он с вами сделает за предательство?

Хег вскинул голову, строптиво выдвинул подбородок.

— Лучше уж так, — сказал он, — чем подохнуть посреди заснеженной степи в погоне за какими-то сокровищами. Что толку нам с тех сокровищ?

Все правильно, с траллами никто делиться не будет.

— А тебе что пообещали? — спросил я у Друмбы, который вытолкнул наконец телегу и теперь стоял, потирая руки в старых, изношенных рукавицах.

— Достаточно, — бросил он нам вслед. — Мне пообещали, что в награду я получу свою долю от сокровищ… ну, и свободу, конечно.

— Глупец! — крикнул я в ответ. — Ты никогда не будешь свободным. Что ж до награды, то как тебе понравится заточенный кол в задницу?

Мой крик напугал лошадей, и они шарахнулись в сторону, норовя перейти на более резвый ход. Возница вынужден был откинуть шкуру, прежде надвинутую до самых глаз. Я увидел его лицо с черными кругами, нарисованными вокруг глаз — старый трюк степняков, направленный против ослепительного сияния Великой Белой.

— Можешь орать, сколько влезет, Орм, — рявкнул он со злобной ухмылкой. — Все равно тебя никто не услышит.

Торкель. Вот уж кто нимало не смутился. Он нахально щерился мне в лицо, и в глазах у меня помутилось от злости. Я даже сделал движение, чтобы выпрыгнуть из телеги и вцепиться в горло наглецу. Однако движение это отозвалось такой болью в голове, что я без сил свалился обратно.

— Поздравляю, Торкель, — сказал я, придя в себя. — Ты совершил свою самую большую ошибку. Немалое достижение, учитывая, что вся твоя предыдущая жизнь была сплошной цепью ошибок и неудач. Похоже, Норны окончательно разочаровались в тебе. Ибо теперь ясно: они решили распустить полотно твоей судьбы.

На мгновение Торкель нахмурился, размышляя над моими словами. Затем безразлично пожал плечами.

— Напротив, — сказал он. — Я думаю, что теперь-то в моей судьбе произойдет счастливый перелом. Мы намереваемся продать тебя и мальчишку Ярополку. А взамен получим кучу денег и безопасность. Всяко лучше, чем блуждать по замерзшей степи в поисках сомнительных сокровищ.

Вот оно что! Идея наверняка принадлежит Мартину… Вот только непонятно, что сам монах с этого получит.

Я задал вопрос Торкелю, и он снова пожал плечами.

— Вестимо что, — сказал он. — Свое ненаглядное копье, а также возможность сбежать и не принимать участие в вашем дурацком походе.