Снова оседлав Сириуса, он продолжил тренировку. Как и раньше, все увеличивая темп, он перешел с рыси на галоп, а потом пустил лошадей во весь опор. Зрелище было впечатляющим; зрители аплодисментами наградили его искусство работы с вожжами – четверка лошадей двигалась как единое существо, летя вперед по прямой или выписывая различные фигуры по полю. Движения животных были полны слаженности, энергии, грации; чувствовалось, что они испытывают радость, двигаясь без всяких видимых усилий.
В самый разгар тренировки, когда взгляды зрителей были прикованы к лошадям, к шейху неслышно подошел Маллух.
– У меня послание для тебя, о шейх, – произнес он, улучив подходящий момент, – послание от Симонидиса, купца.
– От Симонидиса! – воскликнул араб. – Это хорошо. Да унесет Аваддон всех его врагов.
– Он поручил мне сперва передать тебе его пожелание всяческого мира и благополучия, – продолжал Маллух, – а потом и это послание вместе с просьбой сразу же прочитать эти строки.
Илдерим, не сходя с места, сломал сургучную печать на поданном ему свертке и извлек из тонкой шелковой ткани два письма, которые и принялся читать.
«Симонидис – шейху Илдериму.
О друг мой!
Прежде всего заверяю тебя в том, что ты всегда пребываешь в моем сердце.
Затем – в твоем становище сейчас гостит молодой человек, называющий себя сыном Аррия, и он таковым и является – по праву усыновления.
Юноша этот весьма дорог мне.
История его жизни достойна удивления, и я ее тебе при случае расскажу. Посети меня сегодня или завтра, чтобы я мог поведать тебе ее и получить твой совет.
А пока – будь так добр выполнить все его просьбы, если они, конечно, не задевают твоего достоинства. Если это потребует каких-либо расходов, то я, разумеется, тебе их возмещу.
Прошу также тебя никому не говорить о моем интересе к этому молодому человеку.
Напомни обо мне твоему другому гостю. Его, его дочь, тебя самого и всех, кого ты сочтешь достойным быть в нашем обществе, я буду рад видеть в цирке в день открытия игр. О местах для нас я уже позаботился.
Мир тебе и всем твоим близким.
Заверяю тебя в своей преданности и дружбе.
Симонидис».
«Симонидис – шейху Илдериму.
О друг мой!
Располагая значительным опытом, я позволю себе предостеречь тебя.
Есть сведения, которые все неримляне, а также те, кто имеет средства или товары, могущие быть конфискованными, расценили как предостережение, а именно – о прибытии в город для вступления в должность высокого римского вельможи, облеченного немалыми полномочиями.
Сегодня в город прибывает консул Максентий.
Будь же настороже!
Еще один совет.
Заговор против тебя, чтобы быть успешным, должен включать приверженцев Ирода; в их владениях у тебя большие предприятия.
Так что будь начеку.
Пошли же утром своих самых доверенных людей по дорогам, ведущим к югу от Антиохии, и вели им досматривать каждого курьера, въезжающего или выезжающего из города. Если при них будут обнаружены частные послания, касающиеся тебя и твоих дел, то ты должен знать их.
Это послание тебе следовало бы получить еще вчера; хотя еще не поздно, если ты поспешишь.
Курьеры, возможно, выехали из Антиохии нынешним утром, но твои люди, я уверен, знают тайные тропы и смогут перехватить их, прежде чем тем удастся выполнить поручения.
Не сомневайся и не медли.
Сожги это послание, когда прочтешь его.
Тебе шлет свою дружбу твой друг Симонидис».
Дважды перечитав письмо, шейх снова завернул его в лоскут и спрятал себе за пазуху.
Тренировка в поле продолжалась на этот раз несколько дольше – около двух часов. Наконец Бен-Гур пустил лошадей шагом и подъехал к Илдериму.
– С твоего позволения, о шейх, – сказал он, – я верну твоих скакунов в шатер, а после обеда снова займусь с ними.
Илдерим подошел к молодому человеку, сидевшему верхом на Сириусе, и сказал:
– Я даю тебе позволение, о сын Аррия, делать с ними все, что тебе угодно, вплоть до окончания игр. Ты сделал с ними за два часа столько, сколько римлянин – да обглодают шакалы его кости – не смог сделать за несколько недель. Мы выиграем – клянусь славой Господней, – мы непременно выиграем!
Бен-Гур побыл с лошадьми в шатре до тех пор, пока они не остыли; затем, окунувшись в озере и выпив с шейхом по пиале арака, он снова переоделся в свой еврейский наряд и отправился на прогулку по Пальмовому саду в сопровождении Маллуха.
На прогулке они много разговаривали о разных вещах, далеко не всегда важных. Но одну часть их разговора мы считаем необходимым передать нашему читателю.
– Я буду просить тебя, – начал Бен-Гур, – позаботиться о моих вещах, оставленных в караван-сарае, что стоит на берегу реки у моста Селевкидов. Если ты можешь, принеси их мне сегодня. А еще, добрый Маллух, – если только я не загружаю тебя сверх меры…
Маллух помотал головой, выражая всяческую готовность служить своему новому товарищу.
– Благодарю тебя, Маллух, – продолжал Бен-Гур. – Я верю тебе на слово, памятуя о том, что мы оба соплеменники и что наши враги – римляне. Поэтому, во‑первых, поскольку ты человек дела, а шейх Илдерим, боюсь, нет…
– Арабы редко бывают деловыми людьми, – с серьезным видом кивнул головой Маллух.