Бенедиктинское аббатство

Курт уехал, взбешенный, размышляя, нельзя ли каким-нибудь обманом отделаться от Фейта, очень искусного в бою и который мог его и прикончить. Как все трусы, Курт боялся смерти, чувствуя, что с ней – конец его безнаказанности.

Чтобы заслужить помощь неба, он провел несколько дней и ночей с Лукой в молитве, постился, бил себя в грудь и вымаливал у всех святых свою жалкую жизнь; но, вместе с тем, он не пренебрегал для этого и средствами темными. Он послал преданного ему телом и душой Туиско, который подкупил одного из оруженосцев барона и утром, в день поединка, Фейту дали в вине такого же снадобья, какое употребил Вальдек, сражаясь с Эдгаром фон Рувен. При таком обмане Курт одержал легко победу и убил несчастного обессиленного молодого человека.

Если бы он видел тучи, собиравшиеся над ним, если бы знал, что силы добра отвернулись от него, несмотря на его лицемерные молитвы, он ужаснулся бы; но он не видел ничего и считал себя неуязвимым в своей наглости.

Торжественно отпраздновали его женитьбу на принцессе Урсуле, которая не была ни молода, ни красива, ни умна, но пошлая и чувственная натура, как и он. На этом празднике знать не могла отсутствовать из уважения к герцогу, зато на пир, данный Куртом через несколько дней в своем замке, не явился никто из знатных особ. Герцог, вероятно, предупрежденный, под предлогом болезни не приехал, и общество состояло из мелкого дворянства или обжор, слишком слабых и бедных, чтобы открыто обидеть могущественного соседа.

* * *

С течением времени я с удовольствием увидел, что Курт пользовался тем супружеским счастьем, какое заслуживал. Урсула была зла и ревнива и, хоть принцесса, вовсе не стеснялась с ним. Она неотступно следила за мужем и, застав в уборной его обнимающим одну из ее служанок, надавала ему пощечин, а молодую девушку таскала за волосы и била ногами. Он жаловался на холодность Розалинды, которая никогда не подняла бы на него свою тонкую и белую ручку, а теперь плоды пылкой ревности жгли его щеки. Урсула сидела взаперти и злилась; а когда он ради прислуги пришел извиняться, она бранила его, топала ногами, но кончила тем, что бросилась ему на шею. Курт, такой щепетильный ко всякому неудовольствию изящной и скромной Розалинды, терпеливо переносил ссоры и брань этой некрасивой, обжорливой и нечистоплотной женщины только потому, что она принцесса.

Но, так как все надоедает, даже честь считаться племянником герцога, а так же и потому, что упорная ревность жены ужасно стесняла его, Курт кончил тем, что раз ответил на пощечину «высочайшей» ручки. Урсула же, разъяренная, как фурия, схватила тяжелый золотой бокал и с такой силой запустила мужу в лицо, что тот дико закричал. Из открытого рта его выскочило что-то окровавленное. Увы! Это был передний зуб, один из тех белых зубов, которые Курт ценил дороже жемчуга. Теперь черная дыра во рту навсегда лишила его улыбки.

* * *

Моя жизнь, как духа, обязанного видеть все эти низости, была очень тяжела.

Люди, над которыми я хотел властвовать, были лживы и мелки; деятельность их была направлена к удовлетворению грубых инстинктов; никакая возвышенная цель не увлекала их ума. Мой бесплотный глаз видел, что любовь покупается золотом, дружба и уважение основаны на расчете, а, между тем, несмотря на такое убеждение, к стыду своему, я должен сознаться, что земные интересы привлекали и держали железными когтями душу мою. Эта жалкая толпа, которая жила там, точно муравейник, интересовала меня, сердила или возмущала и мне хотелось вмешаться в ее судьбу, чтобы или помочь ей, или уничтожить.

Я спустился в комнату, занимаемую отцом Лукой, верным другом моего Курта. Он сидел, внимательно читая документы, доказывавшие мое происхождение и указывавшие на несметные сокровища в замке Мауффен.

Лицо его, лоснившееся и ожиревшее от лет и хорошей пищи, сияло блаженным довольством. В это время вошел нахмуренный, скучающий Курт и опустился на стул.

– Сын мой, – сказал Лука, поднимая голову. – Документы, данные вами мне для прочтения, заключают в себе очень важные вещи, слушайте.

Он прочел ему то, что касалось меня и давало указания на сокровища.

– А! – воскликнул Курт, и щеки его разгорелись. – Невозможно так оставлять этих сокровищ. Ясно, что они принадлежат мне, раз отец мой был из Мауффенов. Я под секретом передам все это герцогу, и мы поделимся; потому что один я не могу добраться до старого замка, не оскорбляя бенедиктинцев. Но герцогу, конечно, они согласятся его продать, потому что им он совершенно бесполезен. При случае я открою герцогу, что отец мой был главарем этого тайного общества. По счастью, у меня осталось несколько документов, которые я не брал тогда в аббатство, и нынешний приор не мог отобрать их. Отец Лука, приведите в порядок документы и приготовьте описание, которое все ясно должно объяснить герцогу.

* * *