С четырех лет Женя Бронштейн начал гулять в арбатском дворе самостоятельно. Когда ему было пять, он углядел возле детских качелей монетку, потянулся за ней и получил сильнейший удар железной лодкой качелей по голове. Все думали, что ребенок помрет, но он выжил. Так Женя получил свой первый перелом черепной коробки. После этого он приобрел заметную вмятину на бритой по детской моде тех лет голове и стал задумчив.
В тринадцать лет Женя попытался перейти улицу сразу за только что проехавшим грузовиком, не заметив прицепа. Сильнейший удар по голове, два месяца в больнице и вмятина со шрамом уже с другой стороны черепа.
Может быть, в результате этих травм Женя рос медленнее сверстников, но компенсировал малый рост необычайной злобностью в драках. Ребята во дворе и в классе его уважали.
В четырнадцать лет он сделал здоровенный самопал, зарядил его серой с четырех коробок спичек, пальнул в воробья и лишился трех зубов, выбитых осколком разорвавшейся медной трубки. В пробитой насквозь правой щеке началось нагноение, поэтому аккуратно зашить ее не удалось. Школу Женя закончил с серебряной медалью и с мужественным шрамом на лице.
В аттестате зрелости после имени Евгений следовала фамилия Уткин. Дело в том, что Женя мечтал об Институте кинематографии, и в предчувствии дополнительных осложнений помимо сурового экзаменационного конкурса родня посоветовала при получении паспорта взять фамилию отчима.
В институт он поступил, но не на актерский, как собирался вначале, а на режиссерский факультет. На втором курсе Женя Уткин сварил с борще свой паспорт, принес его в милицию в совершенно непотребном виде и, хитро воспользовавшись нечитаемостью чернильных пятен, продиктовал паспортистке фамилию Юдкевич. Ему казалось, что перед режиссером с такой звучной фамилией распахнутся двери лучших киностудий страны.
Как бы не так! Долгих десять лет он был всего лишь ассистентом режиссера, хотя и на «Мосфильме». Потом по студии пронесся сенсационный слух: Юдкевич уезжает в Голливуд! Женя действительно был одним из первых, кто воспользовался израильской визой в качестве моста через Атлантический океан. Что касается Голливуда, то вклад выпускника московского ВГИКа в его продукцию все-таки имеется: в биографическом фильме о жизни известного американского комика звучит украденная у Жени мрачная шутка: «…Что, опять мама умерла?».
Короче, с Голливудом ничего не вышло. Женя перебрался в Нью-Йорк и стал снимать на только появившуюся тогда видеоаппаратуру юбилеи, свадьбы и бармицвы в русских ресторанах Брайтона.
Когда мы приехали в Канаду, я разыскал его в Бруклинской телефонной книге и позвонил. Женя просто завизжал от удовольствия, услышав мой московский выговор.
– Приезжай в гости, – сказал я. – На лыжах покатаемся…
– Обязательно приеду, – пообещал он. – Знаешь, все эти годы я очень скучал о лыжах.
И он, действительно, приехал с подругой Зиной. Мы, как водится, посидели за столом с воспоминаниями, а на следующий день отправились в соседнюю провинцию Квебек на одну из тамошних горнолыжных баз. Женя взял напрокат лыжи, мы поднялись с ним на вершину, он резво оттолкнулся палками и, неумело раскорячившись, помчался прямиком на железобетонную опору подъемника…
Что мы пережили, описать невозможно. Ко всему прочему оказалось, что у него не было страховки для лечения в Канаде. Зина героически транспортировала мычащего и пускающего слюни Женю в Нью-Йорк. Там ему сделали уже третью по счету (!!!) трепанацию черепа. Едва выйдя из госпиталя, он женился на своей спасительнице.
Мы регулярно перезваниваемся. До встречи с канадской бетонной опорой Женя был нытик и пессимист. Все ему было плохо – и иммиграция, и Америка. Сейчас он жуткий патриот своей второй родины и горячий поклонник Буша.
Знаете, некоторые проблемы лучше всего решаются сильным ударом по голове.
Из жизни мертвых душ
…Монолог, который я сейчас процитирую, звучал по-английски, но с мягким восточно-европейским акцентом, раз пятьдесят. Произносил его перед различными людьми маленький голубоглазый толстячок с русыми остатками волос вокруг лысины приятного розового цвета: