Беньямин и Брехт – история дружбы

Хотя франкфуртское издание сочинений Беньямина и стало несомненным достижением, оно сразу же столкнулось с серьёзной критикой. За текстологическими спорами, не слишком понятными неспециалистам, стоял в том числе и вопрос об определённой предвзятости, сказавшейся на собрании сочинений. Так что не стоит удивляться, что сейчас идёт работа над новым изданием сочинений Беньямина, опирающимся на иные издательские и исследовательские принципы. Получается, что Беньямин и после смерти остаётся предметом разных притязаний. Что в общем не удивительно, ведь его жизнь и труды продолжают вызывать множество вопросов, простых ответов на которые явно нет. Споры о Беньямине идут и будут идти. Книга Эрдмута Вицислы – одна из реплик в этой интереснейшей дискуссии.

Сергей Ромашко

I. СХОЖДЕНИЕ ЗВЁЗД

Май 1929 года

«Я познакомился с примечательными людьми, – писал Вальтер Беньямин 6 июня 1929 года из Берлина в Иерусалим своему другу Гершому Шолему. – Во-первых, я сблизился с Брехтом (о нем и о нашем знакомстве я должен еще многое сказать). Во-вторых, я познакомился с Польгаром, который сейчас входит в круг ближайших знакомых Хесселя»¹. Таково было первое упоминание о дружбе, которая в последующие годы будет вызывать недоумение у многих друзей и знакомых Беньямина. В следующем письме, отправленном через две с половиной недели, Беньямин поясняет сказанное о Брехте – и кажется, он совсем забыл свое предыдущее письмо:

Тебе будет любопытно знать, что между мною и Бертом Брехтом недавно возникли очень дружеские отношения, сформированные не столько на том, что он успел написать (я знаю только «Трёхгрошовую оперу» и его баллады), сколько на обоснованном интересе, который нельзя не проявлять к его сегодняшним планам²

.

Шолем, друживший с Беньямином с 1915 года и поддерживавший связь с помощью писем после 1923 года, со времени своей эмиграции в Палестину, не мог не уловить в этом известии очередную угрозу плану, осуществлением которого он был занят. С 1927 года Беньямин раздумывал над идеей надолго обосноваться в Иерусалиме, давать уроки языка и искать возможность устроиться на гуманитарном факультете Еврейского университета. Не далее как в мае 1929 года, как раз когда началось его сближение с Брехтом, он стал брать уроки иврита в Берлине, благодаря стипендии, добытой для него Шолемом в Иерусалимском университете. Однако занятия были заброшены уже через два месяца. Он постоянно находил новые причины, чтобы отложить поездку: невозможность прервать рабочие проекты, такие как «Парижские пассажи», изнуряющий бракоразводный процесс с женой Дорой, наконец, надежды на совместное будущее с Асей Лацис, впрочем, так и не решившейся связать с ним свою судьбу. Расчёт Шолема, что друг станет географически и интеллектуально ближе, окончательно рухнул 20 января 1930 года, когда Беньямин сообщил ему о своем стремлении «стать признанным первым критиком в немецкой литературе»3. Не будет ошибкой рассматривать это утверждение в связи со встречей Беньямина с Брехтом. Тексты, программные заявления Брехта и его деятельность в целом стали для Беньямина сильнейшим источником вдохновения; они позволили ему сосредоточиться на основных моментах его предыдущей деятельности. Однако творческим планам помешали политические потрясения. В годы, предшествовавшие приходу нацистов к власти в Веймарской республике, плацдарм для культурных инноваций сжался, превратившись в осажденный бастион. «Я не жду ничего хорошего от ситуации в Германии, – писал Беньямин Шолему в феврале 1931 года. – Меня не интересует там ничего, кроме судеб маленького кружка людей вокруг Брехта»³.