Беньямин и Брехт — история дружбы

Ханна Арендт не скрывала горечи, вызванной небрежностью, с которой, по её мнению, Адорно и члены Института социальных исследований обращались с материалами Беньямина и его интеллектуальным наследием[31]. Её оценка дружбы с Брехтом осознанно противоречила мнению Адорно, но при этом она критиковала отношение Беньямина к марксизму, хотя и с других позиций. Ханна Арендт видела в Беньямине неудачника и одиночку, приписывая его мышлению сопротивление любой идеологии, и это, скорее, соответствовало её собственным антитоталитарным концепциям, чем политическим намерениям Беньямина[32].

Ася Лацис, связанная с Брехтом театральной работой в Мюнхене над пьесой «Эдвард II» и с Беньямином любовными отношениями начиная с лета на Капри в 1924 году, писала, что «продуктивная дружба»⁷⁵ возникла в результате встречи, устроенной ею лично.

Переписка между Маргарет Штеффин и Беньямином пронизана интересом к его дружеским рабочим отношениям с Брехтом. Она поддерживала связь, ведя переписку за недостаточно пунктуального Брехта. Крайне важное для развития дружбы посредничество началось со встречи с Беньямином в Париже осенью 1933 года. Это не просто деловая переписка; Штеффин общалась с Беньямином не только как помощница и соавтор Брехта, но и независимо от него как писатель и переводчик. Брехт знал о переписке Беньямина и Штеффин и передавал через нее просьбы и информацию для Беньямина[33].

То, как Брехт упоминается в переписке Беньямина с Элизабет Гауптманн, показывает, что она считала общение Беньямина и Брехта равноправным и взаимовыгодным. Она давала Беньямину советы относительно его работы о Брехте, пыталась заинтересовать творчеством Беньямина и Брехта издателей в США и просила Беньямина о посредничестве, когда её отношения с Брехтом сталкивались с трудностями. Доверительный тон её писем Беньямину основан на его осведомленности о связи Гауптманн с Брехтом⁷⁶

. Наверняка Беньямин надеялся, что станет для Гауптманн кем-то бульшим, чем просто приятель Брехта[34]. Она охарактеризовала их отношения в письме в Иерусалим от 22 мая 1934 году своему другу Отто Натану. Из контекста понятно, что местоимение первого лица множественного числа относится также и к ранее упомянутым Брехту и Эйслеру: «Нас самих связывает с Беньямином (сейчас живущим в Париже) долгая и тесная литературная дружба»⁷⁷.

Хелена Вайгель также поддерживала с Беньямином сердечные отношения, возникшие в ходе встреч в Берлине и в летние месяцы в Свендборге. Беньямин восхищался ею как актрисой, она поддерживала его подарками и гостеприимством, заполняя недостаток общения между ним и Брехтом. Она выразила свои впечатления в 1966 году, в письме невестке Беньямина, Хильде Беньямин (вдове его брата Георга):

Мы уже говорили о Вальтере Беньямине раньше, и я рассказывала Вам, что он бывал у нас в Дании и близко дружил с Брехтом и мной; мы дружили и в Берлине до 1933 года [35].

Свидетельство Рут Берлау безоговорочно противоречит любым домыслам, будто Беньямин боялся Брехта или зависел от него. В разговоре с Хансом Бунге она сообщила:

Мы уже говорили с Вами о Беньямине, что всякий раз, когда он встречался с Брехтом в Дании, у них немедленно возникала непринуждённая атмосфера. Брехт невероятно обожал Беньямина, он просто был влюблен в него. Я думаю, они понимали друг друга без слов⁷⁸.

Анна Мария Блаупот тен Кате, впервые встретившаяся с Беньямином на Ибице в 1933 году, познакомилась с Брехтом и Маргарет Штеффин в Париже осенью 1933 года. В её рассказе также нет упоминаний о пугающей зависимости одного от другого или об опасном влиянии. Она знала, что друзья работали вместе в Париже на протяжении нескольких недель⁷⁹. Весной 1934 года в письме Вальтеру Беньямину она спрашивала:

Вы говорите о предстоящем вскоре путешествии в Данию. Я очень надеюсь, что Вам понравится поездка, и Вы сможете хорошо поработать. Так или иначе, общение с Брехтом порадует и вдохновит Вас. И я могу понять, как вы ждете встречи со Штеффин. Кстати, как её здоровье? Пожалуйста, передавайте привет ей и Брехту — ладно?⁸⁰

Дора Беньямин, проведшая последние годы с братом в Париже, писала после его смерти в письме Карлу Тиме: