— Он прав, — вмешался Барте. — Мы не можем бросить его таким образом; позвольте мне взять на себя заботы о нем, Лаеннек.
— Тем охотнее, — ответил Лаеннек, с улыбкой смотревший на эту сцену, — что он может оказаться недурным приобретением: негры вообще или очень добры или очень злы, и у них не хватает искусства долго притворяться. Я два дня наблюдал за ним и думаю, что его можно отнести к категории добрых. Умея дружить с ним, а главное, развив в нем человеческое достоинство, вы легко можете сделать из него второго Кунье, то есть настоящего товарища и брата.
Услышав эти слова, Кунье ответил чванно и комично, что не может быть никакого сравнения между ним и красной головой, которая ела человеческое мясо, и что хорошо еще, если ее можно приручить, чтобы сделать товарищем Уале. Эта выходка рассмешила путешественников, и Йомби решили оставить.
Рабство побежденного — в центре Африки военный закон, не оспариваемый ни одним племенем, и во многих местах тот, кто даст взять себя в плен и потеряет свою свободу, не может уже воротить ее. Поэтому понятно, что пропитанный предрассудками фан не желал возвращаться к своим. Вернувшись к соплеменникам, бедный Йомби был бы вынужден признаться, что белые как-никак продержали его несколько дней в плену, и этого было бы достаточно, чтобы наложить на него неизгладимое пятно рабства. Поэтому, когда ему растолковали, что он может оставаться, он лег возле Барте, поставил его правую ногу на свою голову и поклялся ловить рыбу и охотиться для него, разводить костер и всегда наливать в его горлянку чистую воду.
Менее чем в час два негра, ставшие почти друзьями, несмотря на гордость Кунье, и негритянка устроили лиственный шалаш, а покончив с этим делом, принялись собирать сухие ветви для ночного костра. Ужин был великолепен, Барте и Гиллуа давно не имели такой трапезы. Она состояла из раков и рыбы, которых Кунье выловил в Конго, трех маленьких зайцев, найденных Йомби в норе, и разных плодов, которых Буана принесла из леса.
Но больше всего пришлись по вкусу путешественникам, так давно лишенным хлеба, пять или шесть крупных фруктов хлебоплода, испеченных в золе. Это вкусное кушанье, заменяющее даже европейцам картофель и хлеб, было найдено в лесу Лаеннеком.
Во время приготовления пиршества все радостно суетились; Лаеннек и Барте между делом чистили оружие и осматривали состояние снарядов, лежавших в ящике из камфарного дерева. Гиллуа попутно с хозяйством занимался своей любимой естественной историей; он осматривал каждую рыбу, которую Буана приготовляла к ужину.
Это занятие скоро внушило ему сильную печаль, потому что он ничего не приготовил заранее для того, чтобы сохранить любопытные сорта рыб, проходившие пред его глазами.
— Какая жалость, — сказал Гиллуа, указывая Барте на рыб, — что мы беглецами странствуем по этим краям! Все продукты ловли Кунье доказывают мне, что есть необыкновенное сходство между фауной областей верхнего Нила и этих стран. Будь мы снаряжены для экспедиции, мы вместо того, чтобы спускаться вниз по Конго, поднялись бы по нему вверх и достигли бы тех больших озер в центре Африки, откуда, вероятно, вытекают Нил, Огове и Конго.
— Я уверен, — ответил молодой офицер, который до страсти любил географические споры, — что если бы мы не успели разрешить эту великую проблему, которая в высшей степени занимает современную науку, то по крайней мере прославили бы наше имя каким-нибудь важным открытием.
Молодые люди принялись развивать план путешествия. Африка привлекала их, как и всех, кто провел уже немного времени в этой таинственной стране. Вдруг веселый голос Лаеннека прервал их разговор.
— И вы начинаете, — сказал он, — привыкать к жизни в зарослях, к опасности, которая только увеличивает привлекательность! Я уверен, что, если вы доедете благополучно, мы расстанемся не без сожаления и, может быть, недолго останемся в разлуке.
— Мы об этом думаем, — ответил Барте задумчиво. — О, если бы у нас были необходимые инструменты для вычисления широт, удобная лодка и хорошее оружие!..
— И средства для сохранения удивительных образцов фауны и флоры этих стран! — продолжал Гиллуа.
— Ну что ж тогда? — спросил Лаеннек шутливо.
— Мы осмотрели бы, — ответил молодой офицер со вздохом сожаления, — те плоскогорья, где три большие африканские реки берут свое начало.