Дараккар… Идо ужаснулся: он никогда не писал этого бога. Даже не из-за личной обиды на множество пережитых несправедливостей – просто не понимал. Сын Светлой Праматери, любивший маленьких глупых созданий. Сошедший к ним, чтобы напомнить о свете, – и уничтоженный ими. Они ослепили его. Они вырвали его золотые, как у любимой сестры, волосы, сломали нос, вбили колья в грудь, горло и запястья… Праматерь воскресила его слезами, сестра подарила новое око – во лбу. Дараккар Прекрасный стал Дараккаром Безобразным, но не перестал любить людей. Его любовь стала лишь требовательнее, избирательнее; отныне он карал повинных сразу, без разбора. Нищий, страж, король – каждого находила молния или иная смерть. Недавно чужими руками он убил даже продажного верховного судью Ганнаса, спустя довольно много приливов после омерзительного преступления. Теперь Идо гадал: нет ли у Безобразного, которому наверняка известны все людские мысли, смерти для него? И если есть, то чего Он ждет?
– Я сделаю все, что смогу, – пообещал он вслух. Мастер улыбнулся, осмотрелся так, будто кто-то мог подслушивать, и понизил голос:
– В Темных землях тоже строят храм, Луве и Варац. Он тоже обретет статус кафедрального. Храмы вознесутся над нашими городами одновременно и станут для наших народов знаком того, что короли хотят мира и блюдут заветы прошлого. Ты ведь понимаешь, как это важно?
– Понимаю, – отозвался Идо, снова поднял голову и понял вдруг, чтó изобразит. Призрачные образы проступили на пустых сводах будто сами, сердце заколотилось. И Иллидика… вспомнилось, как еще не так давно он писал ее милое лицо и ощущал себя… нет, может, не счастливым, но умиротворенным. Не так мало в мире без мира.
– Люблю твое вдохновение. – Идо почувствовал: на него пристально смотрят. – Когда оно у тебя в глазах, мой светлый. Вот как сейчас.
Мастер взял его за подбородок, медленно поворачивая к себе, словно самую чудесную и самую хрупкую на свете скульптуру. И, торопливо смыкая ресницы, Идо подумал уже не впервые: если Элеорд так легко читает его глаза, что еще он там видит? Что увидел, когда показал белую капеллу или полотно «Воедино», что увидит, когда Дараккар нацелит Идо в сердце молнии? Так же мягко пальцы разжались.
– Не ленись. Постараемся сделать как можно больше, пока король в отъезде.
Открыв глаза, Идо нервно усмехнулся. Он-то сомневался, что отъезд продлится долго. Мастер, видимо, думал о похожем и отталкивал мысль как мог:
– Говорят, добрался он благополучно… хоть и опять недомогал в пути. А там о нем позаботятся наилучшим образом.
Позаботятся… если не растерзают. Всякий раз, вспоминая Эльтудинна в Ганнасе, Идо почему-то видел не золотые глаза на благородном лице, а лишь ослепительный, недобрый белый оскал. Каким одухотворенным написал темного короля Мастер, как удивительно доверял ему Вальин Энуэллис… и как сжималось от воспоминаний о нем сердце Идо, хотя с бывшим верховным жрецом он почти не общался. Впрочем, его вообще пугали нуц, с детства: раз он увидел, как одна из сестренок по воровской общине убивает стражника. Она просто прыгнула на него, и впилась зубами в горло, и продолжала грызть, даже когда он перестал конвульсивно дергаться! Теперь, не решившись озвучивать опасения, Идо лишь зябко повел плечами. Королей что-то связывало… может, Эльтудинн правда не так ужасен? Мастеру, впрочем, и неинтересно было обсуждать с ним политические предчувствия, он заговорил о другом:
– Тебе понадобятся подмастерья, мой светлый. Чтобы не буксовать. И вообще… – тон его изменился, стал строже. – Тебе пора брать учеников, а не просто помогать мне.
Огорошенный, Идо уставился на него во все глаза, а потом замотал головой.
– Что? – Теперь и сам Мастер озадаченно потер подбородок. – Разве я не прав?
– Нет, не думаю… – Одна мысль, что кто-то будет ходить хвостом, смотреть в рот, откровенно говоря, вызывала раздражение, но беда была не в этом. Змея… что, если кто-то увидит змею и спросит о ней? – Мне и самому есть еще чему учиться.
– Каждому – есть. – Мастер спокойно кивнул. – И только когда понимаешь это, ты готов учить других. Похоже, ты готов.
– Но, Мастер… – Идо сбился, потерялся в словах от этой убежденности, граничащей с приказом. – Элеорд, я все-таки думаю…
Пустое. Мастер приподнял ладонь и непреклонно продолжал, слегка помрачнев. А глядел он так, будто готовился к подобным словам не сэлту и не две.
– Да. Ученики. Дом. Семья. – Каждое слово падало камнем, и, хотя ни одно не было угрозой, Идо невольно вздрагивал. – Знаешь, мне все чаще кажется, что я держу тебя и уже скорее сбиваю с пути, чем направляю. И мне это не нравится.
Зубы и кулаки Идо сжались. Слышать это дальше было почти невыносимо, даже хотелось по-детски зажать уши. Семья? Отдельная? С чего вдруг сейчас? С чего – так?
– Сам я лишь чудом избежал такой судьбы. – Мастер снова посмотрел вверх, пряча глаза. Правой рукой он крепко обхватил левую. – Ужасным, несправедливым чудом, родителей я обожал, но то, как они держали меня и не давали идти моим путем…