Берег утопии

НАТАЛИ. Почему, с чего ты взял?

ГЕРЦЕН. ТЫ сердишься, не отрицай. Это оттого, что я сказал вчера про вывеску в зоопарке.

НАТАЛИ. ЧТО ТЫ сказал?

ГЕ Р ц Е н. Послушай, нельзя принимать каждое случайное слово на свой счет.

Н АТАЛ и. Я не понимаю, о чем ты говоришь. ГЕРЦЕН. Только теперь не сердись.

ОГАРЕВ, выведенный из себя, резко уходит к дому. Натали начинает плакать.

И он тоже - одни нервы. Не плачь, пожалуйста. Н АТАЛ И. Ему больно. Мы разбили ему сердце. Злейший враг не мог ранить его сильнее. ГЕРЦЕН. Он пошел выпить. НАТАЛИ. А почему, ты думаешь, он пьет? ГЕРЦЕН. АХ, перестань, перестань. В университете Огарев пил спирт из пробирок. Н АТАЛ и. Ты все время так прав. Даже когда ты не прав. Ник, который в самом деле прав, один не поднимает шума из-за… из-за этой нелепой мечты о прекрасной жизни втроем, которая возвышается над ежедневной мелочностью, над обыкновенными человеческими недостатками, в основном моими, я знаю… ГЕРЦЕН. Вовсе нет, только - ты не должна так… НАТАЛИ. Если бы только Николай мог любить меня с твоим безразличием. ГЕРЦЕН. Натали, Натали…

HAT АЛ и. Нет, я больше так не могу. Я думала об этом. Я уезжаю домой, в Россию. Я сказала Нику.

ГЕРЦЕН. ЧТО?..

HAT АЛ и. Он говорит, что я не должна приносить себя в жертву, - что я должна позволить себе наслаждаться твоей любовью, но…

ГЕРЦЕН. Как ты можешь уехать в Россию, как ты можешь оставить детей?

Н АТАЛ и. Я могу взять Лизу.

ГЕРЦЕН. Забрать нашу дочь в Россию? На сколько?

НАТАЛИ. Не знаю. Я хочу увидеться с сестрой.

ГЕРЦЕН. А Ольга? Кто за ней будет смотреть?

НАТАЛИ. Мальвида будет.

ГЕРЦЕН. Мальвида?.. Откуда ты знаешь? О Господи, почему я все узнаю последним?..

H АТАЛ и. Я еду в Россию! Я принесла здесь столько вреда. Ник убивается из-за меня!

Звук выстрела. Натали вскакивает и бежит к дому, навстречу Огареву, который держит открытое письмо. Натали, рыдая, падает к нему на грудь.

ОГАРЕВ. Ну, полно, полно… полно, полно… что такое? Посмотри, что я получил - письмо от Бакунина! - из Сибири!

ГЕРЦЕН. ОТ Бакунина! Он на свободе?

ОГАРЕВ. Отправлен на поселение.

ГЕРЦЕН. Слава Богу! Он в порядке?

ОГАРЕВ. Судя по всему, не хуже, чем прежде. Письмо с обвинениями в адрес "Колокола".

НАТАЛИ (Огареву). Я сказала Александру - я уезжаю домой!

НАТАЛИ уходит. Герцен берет письмо и начинает читать.

О г А Р Е в. И вот еще что. (Достает из кармана конверт.) Из российского посольства - официальное предписание вернуться… Я не могу его исполнить, так что… они теперь не пустят Натали домой, мы оба станем изгнанниками. Она будет ужасно…

Входит ТУРГЕНЕВ СО СВОИМ новым двуствольным ружьем.

ТУ р г Е н Е в. Твой сын - шутник. Я его спросил, нет ли здесь у вас хищных птиц, а он весьма любезно позволил мне пострелять в его воздушного змея.

Пятясь, входит САША. ОН тянет почти вертикально бечевку воздушного змея. Тургенев прицеливается и стреляет из второго ствола.

ГЕРЦЕН. Это какой-то сон.

Дрозд поет в лавровых зарослях. Тургенев понарошку прицеливается в него.

Июнь 1859 г.

Газовый фонарь высвечивает небольшое пространство: угол улицы в трущобах Вест-энда. Слышны пьяные споры, смех, треньканье пианолы. На сцене ОГАРЕВ и МЭРИ СЕТЕРЛЕНД.

МЭРИ, 30 лет, находится не на самом дне общества или проституции. По-английски она говорит грамотно, с рабочим лондонским выговором. Огарев говорит на плохом английском с сильным русским акцентом. Нижеследующий диалог не учитывает их произношения.

ОГАРЕВ. Мэри!

МЭРИ. ЭТО снова ты. (Дружелюбно.) Хочешь со мной пойти? (Огарев запинается в поиске слов.) Тебе ведь со мной было хорошо, да? (Огарев кивает.) Ну и что тогда лицо такое кислое?

ОГАРЕВ. Я думал, мы договорились. Но ты права, конечно. И кроме того, тридцать шиллингов - небольшие деньги. МЭРИ. Господи, у тебя акцент - просто хронический. ОГАРЕВ. Как Генри?

М э Р и. О, так ты запомнил, как его зовут. ОГАРЕВ. Конечно.

МЭРИ. Теперь ты послушай меня. Я помню, что ты мне тогда сказал. Но такое легко сказать, за это денег не берут. Откуда я знаю - может, я тебя тогда в последний раз видела. ОГАРЕВ. НО Я говорил всерьез. МЭРИ. Все вы всерьез. ОГАРЕВ. НО Я и сейчас всерьез. МЭРИ (изучает его). А ты ведь и вправду, кажется, всерьез. Ну ладно. За проживание Генри я плачу семнадцать шиллингов шесть пенсов в неделю. Если он будет со мной, мы вполне справимся на тридцать шиллингов, и ты ко мне сможешь приходить, и никого у меня больше не будет, это точно. ОГАРЕВ. Тогда все хорошо. Давай встретимся на мосту Патни завтра в двенадцать, и мы найдем тебе с Генри нормальное жилье. МЭРИ. Патни! Это что, там и коровы будут? ОГАРЕВ. Возможно.

МЭРИ. Ладно. Почему бы и нет?

Огарев достает из кармана пальто или пиджака Сашину старую губную гармошку.

ОГАРЕВ. Отдай Генри. Она сломана немного. (Он с ошибками играет короткую мелодию и протягивает ей гармошку.) МЭРИ. Сам ему завтра отдашь. Ну что, ты хочешь со мной сегодня?.. Ты ведь уже заплатил.

ОГАРЕВ. С твоего разрешения.

M э р и. У тебя тоже есть маленький сын?

ОГАРЕВ. Ах, это грустная русская история.

М э р и. Да? Ну, извини. Что за история?