Берега светлых людей

Она встала, с загадочным видом прошла к стенному шкафу, украшенному резными волютами наподобие ионических барашков, и сняла с полки небольшую шкатулку. Поворошив содержимое, достала тёмную брошь из твёрдого дерева со светлой керамической сердцевиной и, чуть приклонив одно колено, смотря прямо в глаза Саросу, протянула её. Конунг взял вещицу, не отводя зачарованного взора от лица девы.

— Возьми мою аграфу с цветком, — с участием предложила Ргее одна из сидевших девиц. — Она хоть золотая и со звенящей каймой.

А Сарос уже охватил вместе с деревянной брошкой ладонь возлюбленной, сиял очами, прерывисто дышал, чуть привстав. Ргея высвободила руку, отступила, но на место не пошла. Одарив внимающих девчат загадочным взором, она на мгновение замялась, потом за спинку вытянула из-под Сароса ослон и красноречиво показала уходить.

Конунг подчинился, дошёл до открытых девкой-прислужницей дверей, поворотился и сказал:

— Я ещё приду завтра. И сегодня. Я по вашему закону тебя возьму. А всех, кто к тебе приблизится, убью. Пусть их будет даже несчётное число!

Схватив решительной дланью рукоять сильно качнувшегося меча, Сарос вышел.

* * *

— Надо найти ещё копчёных гостей, — с каменного крыльца объявил конунг. Выходившие следом сподвижники пытались понять его намерения, но ни о чём не спрашивали, чувствуя себя весьма погрузневшими после сытного кушанья.

Найти купцов оказалось делом нелёгким. Гостиный двор возле причала во время пожара заволокло плотным дымом, и заморская гильдия перебралась во дворец одного из греков, постоянно проживавшего в городе уже много лет.

По наитию готы поначалу устремились к приморской стороне. Лишь не обнаружив искомых людей, возвратились обратно в район белых дворцов.

Над улицей, прямо ведущей от причала к дворцам, густо витал рыбный запах. Где-то рядом находился пункт просола мелкой рыбёшки для многочисленных северян. Утренний улов во второй половине дня усилиями работников переместили с берега в закрома большого сусека на одной из улиц, где всё усердно перемешали с солью.

— Солят... Для нас... Закопошились... Надолго загадывают... Все стараются — и овечек ведут, и рыбачат.

— Кабы чего не придумали дурного... Как изменились после нашей угрозы! Жидкие души.

— А нам-то что? Было б куда уйти до поры, и сами себя прокормили бы, да домой воз отволокли.

— Ох, сейчас нечего везти-то.

— Надо всех наших звать сюда — нам на сем море соперников нет! И зима не так люта здесь: даже и не понять — зима ли, осень?..

Наконец узнали, где находится нужный дом. Настороженно взирали северяне на лики страшилищ, висевшие над входными подъездами богатых домов. Эти лепные лики здешних руссов очень напоминали травяные чучела, которые окунали в глиняную болтушку и развешивали после над жилищами сами готы. Варвары замирали, проходя мимо страшных масок, говорили тихо, оглядываясь и вникая каждый в своё.

Большой, оживлённой толпой встали у дома грека, приютившего заморскую, изрядно обнищавшую от последних событий, братию. Из дома появились люди — разведать причину шумного наезда. Несколько раз готы говорили, чтобы позвали хозяев для беседы с готским царём. Наконец, на крыльце, недовольно ёжась, небрежно переговариваясь между собой, объявились купцы. Тучный, широколобый, широколицый пожилой грек и красивый перс выдвинулись на полшага вперёд.

Карл выехал из когорты соратников. Добротная фракийская кольчуга на его плечах и руках отражала красноватый свет уходящего в вечернюю морскую дымку солнца. Карл был представителен, горделив, нарочно выпрямился в седле, чтобы быть не ниже южан на ступенях. Недаром он считался знатоком нюансов поведения купечества этой стороны: изучил некоторые хитрости и тонкости такого рода встреч и переговоров, побывав когда-то с поручениями в Ольвии, на Тавре, в Томах...

А ещё Карл умел смотреть на всех сразу. Уверенность и силу бесстрастного готского народа олицетворял он в себе сейчас, долгой, с оттенком надменности паузой заставив это почувствовать впереди стоявших купчин, ранее заносчивых, а теперь немало зависимых. Южане кожей ощутили изменение своего положения, с удивлением обнаружив знакомые повадки в дикарях. Теперь явно их роли были вторыми.

Купцы заговорили первыми.

— Если приехал готский цесарь, стало быть, это неспроста, — произнёс широколобый грек.

— У царей всякая езда неспроста, — широко улыбнулся Карл.

Аргамак под ним, почувствовав настроение хозяина, изящно загарцевал-заходил. Смирив задор коня, сумев-таки повернуться к публике вполоборота, готский глашатай выразительной мимикой показал — дескать, безобразник и красавчик подо мной, никак не даёт к деловым людям обратиться. Потом веско произнёс: