Берегини

– Он жив, Эйвинд. Было дело: во время шторма смыло его с палубы. Но я прыгнул следом, и люди Ормульва живо нас вытащили. К слову, и он с добычей. Видишь ту тощую беловолосую девчонку? Это пленница Халльдора. Он ее ни разу не ударил, хотя та визжала и кусалась, как дикий кот.

– Велика заслуга – справиться с девчонкой, – поморщился конунг.

– Он и в бою сражался достойно, – ответил Асбьерн. – Любой скажет, что это так.

Наконец появился и Халльдор. Он сошел на берег одним из последних, и Эйвинду показалось, что юноша немного взволнован или даже смущен. Он молча махнул рукой друзьям и сразу направился к названному брату.

– Здравствуй, Эйвинд, – проговорил тот, склонив светловолосую голову.

– Рад видеть тебя, Халльдор, – конунг крепко обнял юношу. – Асбьерн говорит, в походе удача благоволила тебе? Что скажешь?

Юноша ответил:

– Я обязан жизнью Асбьерну, потому не мне рассуждать об удаче. Но вернулись мы с хорошей добычей. Это так.

Асбьерн одобрительно улыбнулся и положил ладонь ему на плечо. Халльдор уже хотел было завести разговор о главном, но тут краска бросилась ему в лицо, и он замолчал.

– Я слышал, ты привез пленницу, – осторожно начал догадливый конунг.

– Пленников много, – кивнул юноша. – Несколько крепких мужчин, с полдюжины красивых девчонок. Есть и моя среди них... Я хотел попросить тебя, брат.

Эйвинд кивнул, и Халльдор продолжал:

– Ты учил меня быть храбрым и уважать чужую отвагу. Четверо из тех девушек отчаянно сражались за свою свободу, и я осмеливаюсь просить для них лучшей доли, чем рабство.

– Уж лучше скажи прямо, что одна из них тебе нравится. Не зря же всю дорогу вызывался еду им носить, – хмыкнул Ормульв.

– Я лишь выполнял то, что велел мне старший, – спокойно ответил Халльдор. – Хотелось бы мне знать, часто ли девчонки вместо того, чтобы просить пощады и жалобить нас слезами, хватаются за оружие? И еще, скажи, что за воин нанес тебе рану, Ормульв Гуннарссон?

Теперь залился краской рыжеволосый хёвдинг .

– С каких это пор поленья и глиняные горшки стали называть оружием? – проворчал он. И зло скрипнул зубами, услышав в ответ дружный хохот побратимов.

– Выходит, словенская девчонка так ловко приласкала тебя поленом? – сквозь смех поинтересовался Эйвинд. – Такая и впрямь заслуживает свободы, Гуннарссон!

– Слово за тобой, брат, – решительно проговорил Халльдор. И чуть тише добавил: – Правду сказать, я бы хотел оставить себе самую младшую.

Эйвинд задумчиво поглядел на него, затем перевел взгляд на белокурую пленницу и спросил:

– Хочешь взять ее как жену или как рабыню?

Юноша некоторое время молчал, обдумывая ответ, а потом сказал:

– Я готов назвать ее своей женой.

На лице Асбьерна ничего не отразилось, хотя такое решение Халльдора для него тоже стало неожиданностью.

– Гляди, как бы она не прирезала тебя во сне! – фыркнул Ормульв. Но молодой воин не обратил внимания на его слова.

– Что ж, – проговорил Эйвинд, глядя на младшего брата. – Проси, чтобы кто-нибудь назвал своей сестрой или дочерью словенскую девушку и дал ей новое имя. Ему и заплатишь свадебный выкуп, когда соберешь его, как положено.

Когда довольный решением Халльдор ушел, конунг повернулся к побратиму:

– Хорошо бы стребовать выкуп побольше. Чтобы у них обоих было время подумать.

Тем временем воины выносили из трюма на берег все, что было добыто за этот поход – морскому коню нужен отдых, но перед этим следовало освободить его от груза. Раскладывали на холстинах легкие теплые меха: лисьи, куньи, беличьи; выносили свернутые ткани, кожаные тюки, лен и пеньку, вытаскивали клетки с галдящей птицей и мешки, из которых доносилось жалобное блеяние; скатывали по мосткам бочонки с солониной, зерном и медом, с особым бережением выкатили пару бочек с дорогим заморским вином. Попозже придет конунг со старшими, все пересчитают да определят, что пойдет на обмен или продажу, а что пригодится в хозяйстве или станет наградой тому, кто вернулся из похода с добычей.

Ближе к ночи с опустевшего корабля убрали мачту и вынесли на берег вырезанного из дерева дракона, во время похода грозно глядевшего с форштевня. До следующего плавания дубовая лодья простоит в корабельном сарае – недолго, ибо впереди было лето, время морских походов к дальним берегам.

В надвигающихся сумерках остров казался словенским девчонкам вершиной Железной горы, восставшей из кромешной тьмы Исподнего мира. Куда ни глянь – черные скалы да валуны, напоминающие головы великанов, голый камень, покрытый пятнами лишайника да птичьими отметинами. Не радуют глаз зеленые поля, не видать ни лесов, ни даже одиноко растущих раскидистых деревьев. Только тощие, искривленные елочки, да несколько чахлых березок, да редкие травины пробиваются между камней. А глаза поднимешь – сквозь вечерний туман белеет холодный склон, снег, поди, на нем не тает даже летом. И за крепким частоколом темнеют покатые крыши домов – все чужое, незнакомое. Матушка-земля родимая, доведется ли тебя еще увидеть?