Читаем Берегись автомобиля! полностью

Руководитель инспекции Яков Михайлович Квочкин собрал своих подчиненных на краткий митинг. Он хотел вдохновить сотрудников на последний финишный рывок.

— Я сам пойду по квартирам! — заявил начальник, увлекая агентуру личным примером. — Но этого мало. Посмотрим, не создано ли за последний месяц какое-нибудь новое учреждение?

Посмотрели: создано Управление Художественного Свиста.

Решили: послать туда лучшего агента.

По опыту было известно, что в процессе организационной неразберихи еще неоперившиеся работники не умели оказывать достойного сопротивления мастерам страхового дела.

Слегка прихрамывающий Деточкин направился в УХС.

Художественный свист в течение многих лет находился в состоянии анархии. Никто им не занимался, никто ему не помогал. Артисты свистели кто во что горазд. Теперь этому был положен конец.

Управлению удалось захватить бывший дворянский особняк, расположенный в Дудкином тупике, в самом названии тупика было что-то символическое.

Когда Деточкин входил в особняк, его едва не облили цинковыми белилами. Управление, естественно, начало свою творческую деятельность с перекраски фасада.

Юрий Иванович, припадая на левую ногу, шел по длинному коридору, всматриваясь в таблички. «Высший художественный совет», — было начертано на высоких двухстворчатых дверях, обитых черным коленкором на вате. На двери, обитой дерматином похуже и без звуковой изоляции, красовалась вывеска: «Главный художественный совет». Следующий вход был с матовым стеклом, как в уборных. Чтобы не создавать путаницы, табличка гласила: «Художественный совет». Кроме дверей с названиями, было множество безымянных.

Мимо Деточкина сновали рабочие и уборщицы, они разносили по кабинетам новую мебель. Естественно, нельзя было работать по-новому при старой мебели.

Деточкин растерялся. Он не знал, с кого начать, и, наконец, вошел в первый попавшийся кабинет. Здесь трудился обаятельный Согрешилин. Увидев Юрия Ивановича, он заулыбался, обнял его, повел к кожаному креслу, усадил. Сам Согрешилин пристроился в таком же кресле напротив.

— Я еще не слышал, родной мой, но я должен предостеречь.

Деточкин ничего не понял.

— Конечно, в вашем репертуаре что-то есть… — дружелюбно улыбался Согрешилин.

— Я не свистун. — Деточкин начал понимать создавшуюся ситуацию.

— А что вы делаете? — спросил Согрешилин. — Токуете тетеревом, ухаете филином, стучите дятлом, курлыкаете журавлем или плачете иволгой?

— Я насчет страхования, — начал, было, Юрий Иванович, но Согрешилин его перебил:

— А… понимаю, вы текстовик! Предлагаете тему страхования? Но, согласитесь, родной, какой может быть страх у нашего человека?

— Но это государственное страхование, — поправил собеседника Деточкин.

— Государственное? — задумался Согрешилин. Он стал опасаться, что допустил промах: — в общем, это, конечно, тема…

— Можно застраховаться на случай смерти… — предложил Юрий Иванович.

— Смерти не надо, — быстро вставил Согрешилин. — Художественный свист должен быть оптимистичным.

— Я хочу внести ясность, — настаивал Деточкин. — Я не подражаю птицам и не свищу.

— Будете свистеть! — убежденно заявил хозяин кабинета. — Здесь все свистят!

— Не хотите от смерти, я застрахую вас от несчастного случая. — Юрий Иванович достал из портфеля гербовую бумагу.

— Так вы страховой агент, — наконец сообразил Согрешилин.

— Я сейчас заполню бланк, а вы поставите подпись, — предложил Деточкин.

— Дорогуша! — Согрешилин смотрел на Деточкина как на ближайшего друга. — Мне нравится ваша напористость. В общем, я не против. Но вы желаете, чтоб я, так сразу, поставил свою визу на документе! Ай-яй-яй! Это безответственно!

Профессиональный опыт не помог Деточкину. Битый час проторчал он у Согрешилин, но так и не смог уговорить его поставить свою подпись.

Деточкин ходил из кабинета в кабинет. Ходил он долго. Страховаться были согласны все. Ставить свою подпись никто!

Деточкин устал. Нога болела. Он присел в холле на шаткий модерновый стул, вокруг царила тишина. Лишь перестук пишущих машинок, доносившийся из машбюро, нарушал торжественный покой. Машинки отбивали отрицательные заключения по всем развлекательным мелодиям. Из их перестука складывался мотив антимарша, исполняемого с лихой жизнерадостностью, как того и требовала эпоха.

Вдруг машинки замолчали. Вместо них дробно застучали каблуки. Из комнат выскакивали сотрудники и бежали в одном направлении. Согрешилин несся в первых рядах.

Из кабинета с табличкой «Начальник управления» степенно вышел С. И. Стулов. Увидев знакомое лицо, он негромко обратился к Деточкину:

— Ты теперь здесь работаешь? — Стулов привык к безудержному раздуванию штатов управления, по опыту зная, что зато потом будет кого сокращать.

— Сегодня здесь, — ответил Юрий Иванович.

— Молодец, — одобрил С. И. Стулов и направился в зал прослушивания вслед за табуном. Когда он удобно расселся на мягком диване, механики включили стереофонический магнитофон.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза