Берегите матерей!

Растут сыны. Их у тебя четыре.Ты охраняешь мирный наш очаг,Не зная, что в чужом, далеком миреВзят на прицел давно наш каждый шаг.О мама! Камушки спроси скорей ты,Как дом родной, как сыновей сберечь?Там, в Мюнхене, взбесившийся ефрейтор,Скрипя зубами, изрыгает речь…Я первоклассник… Клятвой пионерскойНароду в верности поклялся я.А там — в Берлине — вой и гогот мерзкий,Там брызжет ядом свастика-змея.Пишу стихи… И больно, и отрадноОгонь поэзии открылся мне…А там костры уже пылают чадноИ книги Гейне корчатся в огне.Я полюбил впервые… Я вознессяВ мечтах своих превыше наших гор.А там, в железном плане «Барбаросса»,Любви и жизни пишут приговор…О мама, мама! Ты сынов растила.Мечтала ты о радости в дому,Не думая, что ранняя могилаГотовится уже не одному…Сын Магомед. Он педагог.Он учитВ Буйнакском педучилище ребят…Какую враг ему готовит участь.Того не знает он — мой старший брат.Что враг шипит: «Нам не преграда — горы!Дадут приказ — мы их взорвем, сотрем!„Родной язык!..“ Мы с вами горцы, скороПоговорим на языке своем!..»Сын Ахильчи… Он будущий географ.

Над картою склонился Ахильчи.Не слышит брат мой шорохов недобрых,Угроз, уже таящихся в ночи.Не думает, что где-то спозаранокТерзают карту, мир перекроив.Кружком кровавым обведен Майданек.Освенцим назревает, как нарыв…Пока еще все тихо в нашем крае,И горе словно далеко от нас.Здесь пашут, строят, землю украшая,Растят сады…Но фюрер дал приказ…Но фюрер дал приказ.И на рассветеОбрушился с небес ревущий град.Дома взлетают…Матери кричат…И погибают маленькие дети.И завертелся мир, и полетелВниз, под откос поломанной арбою…О мама, мама!.. Что стряслось с тобою?В полях растут стога кровавых тел.…Растут, растут стога кровавых тел.Все множатся они за лихолетье.И будет ли тоске твоей предел?Черным-черны, беззвездны ночи эти,Что — ночи?! Дни и те черным-черны,И летом мерзнешь, словно бы зимою…Все реже вести от живых с войны.Все больше писем с траурной каймою…И если почтальон стучится в дверь,Мать открывает дверь, чуть-чуть помешкав:Не верит мама камушкам теперь —Их обещанья были злой насмешкой.Ты различаешь белый свет едва,

В усталом сердце отдаются взрывы,Но поднята высоко голова.И это знак, что сердце мамы живоИ защищать готово сыновей…И ты поешь.Вот песня этих дней:Вы, оставившие дом,Вы — птенцы, вы — сыновья.Через грохот, через громПесня к вам летит моя.Если в поле вспыхнет свет,Обернитесь на закат:Это мама шлет привет,К вам мечты мои спешат.Вам легко, и мне легко.С вами я — сто раз на дню.И сыночка своегоЯ от пули заслоню.…Но раненые падают птенцы.Но падают в сражениях бойцы.Приходит похоронка в чей-то дом…И наша мама так поет о том:«Что двое дерутся, я часто видала.Случается им тесновато меж скал.Но как же все люди взялись за кинжал?..Неужто Земли человечеству мало?!Кончались все драки по первому знаку:Я брошу платок — пресекается драка.Неужто покончить с войной не могли,Сорвав свои шали, все мамы Земли?!»Вздыхает мама, причитает, просит,Но дымом горизонт заволокло.Беда все ближе… Холодает. Осень.И помню я, как горе к нам пришло.

Как нас оно настигло, наше горе.О мама! До тебя дошел черед:Под Севастополем упал он в море —Пылающий, как факел, самолет.Что думал экипаж в тот миг, не знаю!Заскрежетали волны, как мечи.И птица рукотворная, стальнаяПошла на дно…А с нею Ахильчи.Об этом, плача, рассказали маме.Но мама не поверила словам:— Не умер он!.. Над мертвым ставят камень!Наш Ахильчи еще вернется к нам!Меня, себя не мучайте напрасно!Я верю, рассекая толщу вод,Он выплывет… Ведь он пловец прекрасный!Наш Ахильчи не умер… Он придет!..Но горе в двери постучало снова —Беда одна не ходит, говорят,Пришло известие из Балашова:Там раненый лежит мой старший брат.И мы с отцом в дорогу поспешили.Но поездов быстрей бежит беда.И мы прочли на братниной могиле:«Здесь — Магомед Гамзатов из Цада»…Мы возвратились… Мама онемела.Качнулась. Губы стиснула в тоске.И крупная слезинка искрой белойБлеснула на морщинистой щеке.Но мама тотчас поднялась проворно.Сказал ей кто-то: — Черное надень!..— Нет, нет! Я не надену шали черной.Работать буду в скорбный этот день!..И, стисну зубы, подавив страданья,Весь день трудилась ты до темноты…

Так о горянках гордое преданьеСвоим примером подтвердила ты.А много позже, разведя очагЗапела тихо, гневен был напев:«Слез моих ты жаждал, враг!Но тебя спалит мой гнев!С неба шлешь огонь, злодей.Смерть полям и селам шлешь,Но от мести сыновей,Душегуб, ты не уйдешь!»Терпения и кротости царица,Кто силу гнева робкой лани дал?Нежнейших в мире песен мастерица,Откуда в голосе твоем металл?…Подумать! Грамоте не обучалиГорянок старых — наших матерей,Но в дни народной скорби и печалиОни предстали мудрецов мудрей.О матери! Красавицы ущелий!Достойно лик ваш не запечатлен,Ни Рафаэли и ни БоттичеллиНе возвели горянок в сан мадонн.Хоть ваши очи — два потока светаИ благороден смуглых щек овал.Нигде в музеях вашего портретаЯ не встречал… А где я не бывал!Вам служат рамой горы снеговые.Ваш колорит — рассвета колдовство.О Моны Лизы наши, о Марии,Вы ждете Леонардо своего!Что знает мир большой о нашей маме,Хоть скромных подвигов ее не счесть?Какой художник                        красками, словамиЕе опишет и воздаст ей честь?