Береговая стража

Санька даже вообразил, как неплохо бы привести Федьку в этот дом, где никто ехидными взглядами и злоязычием не помешает им беседовать.

Если бы можно было так дружить с Федькой, чтобы про то никто не знал! И чтобы сама она никаких брачных планов не строила… Ей-то, поди, уже пора, но ему-то еще рано!

Заглянул служитель, посоветовал ложиться спать и не жечь зря свечи. Санька так и сделал, сперва допив вино.

Во сне явилась Глафира… В простом светлом платье, серебристом и расплывчатом – не понять, где кончается ткань и начинается грудь. Молча смотрела и кивала. Во взгляде была любовь. Санька стоял совсем рядом, а прикоснуться не мог – она все отстранялась, уклонялась, а глаз не отводила. Санька сказал ей:

– А я бы тебя под венец повел.

Она вздохнула и улыбнулась. Он заговорил страстно, что-то обещал, о чем-то умолял, плакал, угрожал, жаловался, требовал, соглашался, но вспомнить наутро не смог ни слова – только сереб ристое платье и лицо.

Проснулся он поздно – видимо, хозяин дома не велел будить. И еще был в постели, восстанавливая в голове вчерашний ход мыслей, когда вошел Келлер.

– Лежи, сударь, лежи, – сказал он. – Что это у тебя вид такой ошарашенный?

– Я понял, кто ей записочки таскал! – выпалил Санька и изложил свое подозрение со всеми доводами.

– Резонно, – согласился Келлер. – Вот видишь, поразмыслил – и умозрительно нашел того посредника. Но мог ли он, заманив госпожу Степанову в темное место, убить ее?

– Сенька-то? Да нет…

– И за большие деньги?

Санька задумался. Красавчик был не самым зловредным в береговой страже, деньги ему доставались легко, делать ничего такого, что помешало бы повенчаться с купчихой, он не стал бы…

– Нет, нет… разве что по дури… его попросили ее выманить…

– А убивал кто-то другой?

– Может, и так…

– Семен, а дальше?

– Званцев.

– С купчихой, говоришь, живет? Кто такова?

Этого Санька не знал, хотя Сенькину любовницу видал – дородная, круглолицая, лет, наверно, тридцати пяти. Или больше – черт их разберет, когда они набелены и нарумянены. Дело было летом, купчиха нацепила шляпу необъятной величины – один лишь нос и торчал из-под нарочно нагнутых вниз полей.

– Какая у нее хоть торговля?

– Тонкое полотно, – неуверенно сказал Санька. – Сенька рубахами хвалился, дома шили из своего товара.

– А лавки где держит?

– Да в Гостином, поди… или в Апраксином…

Постучал служитель, принес Келлеру записку. Тот прочитал и хмыкнул.

– Послушай-ка, сударь… отчего бы и тебе не устроить свою судьбу? – вдруг спросил он. – Я дело говорю. Ты молод, собой хорош. Купчиха – это, конечно, моветон, да ведь есть и дамы… Давай-ка я введу тебя в приличное общество. Ты что умеешь кроме как ногами дрыгать?

Санька от удивления онемел. И впрямь – что он умел? Танцевать – да, отменно… В театральной школе учили и петь, и стихи декламировать, это таланты светские. А более, пожалуй, ничего, кроме амурных шалостей.

– Мои фраки будут тебе широки, никитинские – коротки… А вот что! Мы порядочный фрак у Жана возьмем. Сейчас я за ним пошлю. Ты при случае скажи – таланты талантами, а не мешало бы взять танцевального учителя. Вроде еще не толст, а медведь медведем. Со своей грацией он в свете наделает переполоху…

Келлер вышел, вернулся, опять вышел, опять вернулся. Очевидно, он был хорошим распорядителем – часу не прошло, как Санька, плотно позавтракавши, сидел, окутанный пудромантелем, отдавшись опытным рукам волосочеса, а на спинке стула висел Жанов фрак, поверх него – шелковые чулки. Тут же была и щегольская французская шпага.

– Ты, сударь, встретишься сегодня днем со своим покровителем, – сказал Келлер. – Он знает только по-французски, но очень умен. Он уже и теперь желает тебя поддержать, но встреча много значит.

Сам Келлер был одет, как те кавалеры, что смотрят спектакли из кресел партера. Чесать себе волосы он не велел, а натянул парик, изготовленный на модный лад.

Когда Санька встал и надел фрак, Келлер сам оглядел его со всех сторон, одернул, поправил полы.

– Поедем, благословясь. Коли Господь мои молитвы услышит – завтра тебе новый фрак закажем, со штанами, с жилетом, рубашек купим, исподнего. Шапку возьми, но не надевай, чтобы тупей с буклями не примять.

– Замерзну, – пригрозил Санька.

– Не замерзнешь.

И точно – не извозчик ждал у крыльца, а экипаж, прекрасная запряжка в шестерку вороных. Только герба на дверцах не было. Внутри, как оно и полагается в мороз, были и меховые полсти для ног, и переносная печурка.

Очень скоро этот замечательный экипаж вылетел на Невский. Санька глядел в окошечко и чувствовал себя довольно нелепо: вот и он не хуже тех вертопрахов, что безобразничают в партере, перекликаясь и хохоча во всю глотку во время представления, вот и он катит в завидном экипаже, но чем ближе загадочный покровитель, тем страшнее: неизвестно, как придется расплачиваться.