Берестяга

— Да так, — нехотя ответил Нырок и пошел прокладывать след.

* * *

Хитрой горкой назывался крутой и длинный спуск к Видалице. Словно кто специально прорубил здесь лес для зимних утех. Широкой просекой тянулась Хитрая между вековых сосен и далеко внизу вдруг разлеталась в стороны пойменными заснеженными лугами.

Нырок ринулся вниз под горку. Следом за Петькой «нырнул» с вершины Прохор. Смотреть на них — и то дух захватывало. Таня даже ладони к щекам прижала и все ждала, что Прохор обязательно налетит на Петьку, думала, что ребята обязательно упадут еще в начале спуска, но будто невидимая сила поддерживала их и несла вниз, туда, где Видалица сейчас казалась застывшим ручейком.

Они не упали, благополучно съехали, а съехав, превратились в очень маленьких человечков и, наверное, поэтому так долго потом взбирались на гору. А когда наконец взобрались, то можно было подумать, что оба только что долго парились в жарких и душных деревенских банях: оба стали краснолицыми, мокрыми. И от обоих шел пар.

— Уф! — вздохнул Петька.

— Уф! — поддержал его Прошка.

— Чего же не съезжаете? Заслабило?

— Боюсь, — откровенно призналась Таня.

— А ты, Александр?

— Видишь ли, Прохор…

— Прошка, — перебил Лосицкого Петька, — ты такие стишки не слыхал? Братан мой когда-то разучивал все: «А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб?..» Как стишки, Берестяга? — спросил Нырков Берестнякова, а сам уставился на Александра.

Лосицкий все теперь понял. Побледнел и опустил голову. А потом почему-то боднул морозный воздух и, как отчаянные люди бросаются с высоты в воду, Саша ринулся с гребня и заскользил в снежную бездну.

Таня ахнула и даже закрыла сначала глаза, но тут же открыла их и так посмотрела на Петьку Ныркова, что тот отвернулся. А Прошка опять подумал: «Глаза-то какие! И вправду: будто фиалки на снег обронили… Ресницы снегом посеребрило и сверкают, чисто камни-самоцветы».

— Он же разобьется! — крикнула Таня и шагнула к круче.

— Таня! Куда ты? — закричал вслед Самариной Прохор. — Гнись больше! Сойди с лыжни!

Она не слышала, что ей кричит Берестняков.

Прохор знал, что Лосицкий упадет. Как любую птицу узнавал Прохор по полету, так сразу же мог определить, кто стоит на лыжах. А чтобы определить, каков лыжник Лосицкий, и опытного глаза не надо было иметь. Александр напоминал новорожденного теленка, угодившего на ледяное поле.

Прошка следил за Лосицким и Таней. Они упали почти одновременно. Александр сначала «запахал носом», а после его швырнуло в сторону в сугроб. Таня «приземлилась» более благополучно. Она сначала села на снег, а потом проехала несколько метров, лежа на спине. Нырков и Прохор поспешили на выручку. Они лихо затормозили и развернулись рядом с Таней.

— Ушиблась — спросил Прошка, подавая девочке руку.

Но и без ответа ее он знал, что ничего с нею не случилось. Таня смеялась:

— Здорово! — сказала она и швырнула в Прохора снегом.

— Чего здорово?

— Падать. Мчаться вниз и падать.

Прошка пожал плечами: Берестняков не любил падать и поэтому не вполне разделял Танин восторг. Впрочем, девчонок трудно понять. Они какие-то чудные.

— Саша, ты жив? — крикнула Таня Лосицкому.

— Жив, — откликнулся Александр, — но…

— Что такое?

— Мои очки…

* * *

Они искали их до темноты, но не нашли. Лосицкий сник, стал жалким. Без очков он почти ничего не видел. У него появились такие же осторожные движения, как и у ягодновского слепого Филатки. Искать Саша не мог, он стоял у костра, который развел Прошка, грелся и изредка нетерпеливо спрашивал:

— Не нашли?

Он знал, что ребята сразу бы закричали, если б нашли, но все равно повторял свой тревожный вопрос.

Не нашли. Очки будто кто-то подхватил и забросил неизвестно куда.

Возвращались в Ягодное по старой своей лыжне. Возвращались медленно и молча. Прошка теперь шел вожаком, за ним следом — Лосицкий. Со стороны поглядеть — ребята играли в лошадки. Из ремней и шарфов сделали вожжи. Прохор «конь», Лосицкий — «кучер», но кучер странный, неопытный, с осторожными, робкими движениями.

Прошка услышал тихий и горьковатый запах дыма. Значит, подходили к деревне. Давно не возвращался так поздно Прошка домой.

Без огней Ягодное боязливо притаилось. Острая тоска уколола сердце мальчика. Ему захотелось опять вернуть недавнее прошлое, когда деревня смело встречала темноту огнями, когда в доме деда было тесно и шумно, когда ждал его самый близкий и самый сильный человек на земле — папка…

* * *

Лениво, не вылезая из будки, залаяла собака в крайнем доме. По привычке ей откликнулись соседские псы. Может, собаки знали, что в деревню вошли свои, а может, холод мешал, но только лай был недружный и без задора. И это Прохор заметил.

Возле нырковского дома Берестняков остановился и сказал Тане:

— Ступай домой, а мы проводим его. — Прохор все еще не решил, как ему называть Лосицкого.

— Я пойду с вами.

— Идите домой, — сказал Александр. — Мама ваша давно уже, наверное, беспокоится. А нам ведь еще надо зайти к Пете. Я должен переобуться.

Таня попрощалась и ушла. Петька повел к себе Лосицкого, а Прошка остался поджидать их на улице.