Берлинский боксерский клуб

Мы оба запыхались, но в какой-то момент мне показалось, что Грета дышит как-то совсем уж шумно и затрудненно. Я даже подумал было, что ей что-то попало в горло, но быстро понял, что это дышит кто-то другой. Грете, должно быть, тоже послышалось что-то странное – мы с ней перестали целоваться и прислушались. Точно: в подвале был кто-то еще.

Обернувшись, мы увидели герра Коплека, он стоял в полумраке у входа в котельную.

– Продолжайте, на меня не обращайте внимания, – сказал он с гнусной ухмылкой. – С удовольствием полюбуюсь продолжением.

Грета, до смерти перепуганная, схватила с пола коробку и мимо герра Коплека бросилась прочь из подвала. Он проводил ее долгим, жадным взглядом и, когда она скрылась из виду, усмехнулся довольно:

– Хороша. Чертовски хороша. – А потом сказал, обращаясь ко мне: – Надеюсь, Штерн, на вкус она тоже ничего. А то я давно приглядываюсь.

Мне страшно захотелось врезать герру Коплеку по его жирной красной роже. Я уже двинулся к нему, но что-то меня остановило. Может быть, мысль о неприятностях, которые он мне потом устроит? Или это напомнила о себе моя прежняя трусость? Прежде чем я успел разобраться в своих мыслях, он – как змея в нору – проскользнул в свою каморку и закрыл за собой дверь.

Всю следующую неделю мы с Гретой ни разу не виделись. Мы учились в разных школах, так что кроме дома, где мы жили, встретиться нам было негде. А спускаться в подвал она, разумеется, больше не рисковала. Мы оба понимали, что прилюдно оказывать ей знаки внимания мне нельзя. Даже до всяких нацистов нееврейские девушки редко заводили романы с евреями. Теперь же пропагандистские газетенки без конца печатали якобы правдивые истории о том, как извращенцы-евреи подло обманывают доверие чистых арийских девушек. А что, если Грета пожалела, что целовалась со мной, и больше никогда не станет со мной разговаривать?

Я хотел сунуть ей под дверь записку, но испугался, что первыми ее обнаружат родители. Как-то мы я встретил ее с матерью на лестнице нашего дома – они поднимались, а я шел вниз. При виде ее сердце у меня чуть не выскочило из груди, но она шла, опустив глаза, и на меня не посмотрела.

Несколько дней спустя я решил подождать ее у магазина художественных принадлежностей Грюнберга, мимо которого она обычно возвращалась после школы домой. Грету я дождался, но она шла с подругой. Она удивленно посмотрела на меня, потом опустила глаза и как ни в чем не бывало прошла мимо. Провожать ее взглядом было до тошноты больно. Хотелось окликнуть ее по имени, но оно застряло у меня в горле. Я уже решил для себя, что она не желает иметь со мной ничего общего, когда до меня донеслось:

– Ой, совсем забыла. Мне надо еще перьев купить. До завтра, Лизель.

– Ага, Грета. Auf Wiedersehen[30]

.

Подруга пошла дальше, а Грета повернулась и двинулась обратно, в мою сторону. Проходя мимо, она дала мне знак следом за ней зайти в магазин Грюнберга.

Старый герр Грюнберг стоял за прилавком и раскладывал на нем новые кисточки. Религиозный еврей, герр Грюнберг всегда ходил в одном и том же ветхом черном костюме и с ермолкой на голове. Он сильно сутулился, длинная борода у него давно поседела, глаза были усталые, но добрые. Когда я вошел, он поприветствовал меня как постоянного покупателя и старого знакомого:

– Guten Tag[31], герр Штерн. Ищете что-то конкретное?

– Нет. Зашел просто полюбопытствовать.

Грета прошла в дальний конец магазина и сделала вид, будто выбирает альбом для зарисовок. Я, словно бы по чистой случайности, тоже скоро оказался у тех же полок. Потом мы вместе отошли в угол, где герру Грюнбергу нас не было видно за высокими стеллажами. Я все еще злился на нее: даже если она не хочет быть моей девушкой, можно ведь обращаться со мной как с человеком, а не как с пустым местом. Пока я подбирал слова, чтобы выразить накипевшее на душе, она чмокнула меня в губы.

– Извини, что не могла с тобой поговорить, – сказала она.

– Раньше ты хотя бы здоровалась.

– А теперь боюсь. Отец у меня очень строгий. И к тому же, кажется, герр Коплек что-то ему про нас рассказал.

– Почему ты так решила?

– На следующий день после того, как мы с тобой целовались, отец ни с того ни с сего спросил, общаюсь ли я с мальчиками. Я ответила, что нет, но он все равно сказал, что не хочет, чтобы я общалась с чужими мальчиками.

– Я не чужой.

– Если и чужой, то самую чуточку, – улыбнулась Грета.

– Он так сказал, потому что знает, что я из еврейской семьи?

– Ты разве еврей?

Что же я наделал! Обычно я старательно скрывал свое еврейство, а тут вдруг взял и проговорился. Только я обрадовался, как легко и непринужденно я чувствую себя с Гретой, как тут же все испортил.

– Ты не знала, что я еврей?

– Нет, – покачала головой Грета.

– Для тебя это что-нибудь значит?