Бернард Шоу

Он очень удивил своих поклонников и вызвал очередной раскол в Фабианском обществе, когда встал на защиту Киплинга против пророка Исайи: «Странная штука стряслась в военные годы в Норвегии. Норвежцы, подобно немцам, расположены были считать справедливым лишь все антианглийское. И вдруг Ибсен, как всегда мрачно, спросил: «Неужто мы и вправду на стороне ветхозаветного Крюгера?..» Эффект был подобен электрическому шоку: Норвегия набрала в рот воды. Я был солидарен с Ибсеном. Конечно же, не меня было обманывать «Таймс» и их очередной кампании. (Хотя, к слову сказать, я защищал «Таймс» от обвинений во взяточничестве, полагая, что глупо приплачивать «Таймс» за то, что газета делает сама с превеликим удовольствием.) Но я чувствовал, что Крюгер это XVII век и, к тому же, шотландский XVII век. И вот, к моему величайшему смущению, оказался заодно с толпой… Поразительно, куда только не заведут человека передовые взгляды!»

Не питая решительно никаких иллюзий по поводу охотников до войны (ибо все они были прежде всего охотники до больших барышей), Шоу оказался в компании «плутов», против «христиан-мироносцев». Он говорил, что, будучи знатоком естественной истории, не считает себя вправе презирать Рокфеллера и Родса — ведь не презирает же он фокстерьера, вынюхивающего лисицу! «Если Рокфеллер заслуживает виселицы (пользуясь Вашей высокоморальной терминологией), — писал Шоу Гайндману, — ее заслуживает в этом случае и любой другой человек, поступающий как Рокфеллер при благоприятных обстоятельствах, то есть ее заслуживают приблизительно 99 % его негодующих сограждан. Всех не перевешаешь (тем более что и самому придется вешаться) — а с морализмом сойдешься только на этом, и ни на чем больше».

Для того чтобы парировать эти слова, Гайндману было бы достаточно двух контраргументов: во-первых, система морали и только она может обезопасить от деспотии и анархии общество, лишенное подлинного самосознания (а лишь такого рода общество известно до сих пор истории человечества; и, во-вторых, если бы большинство из нас действительно состояло из потенциальных рокфеллеров, тогда не явилось бы на свет никаких Рокфеллеров, процветающих благодаря определенным качествам, что выделяют их на фоне других людей. Осведомленность Шоу в вопросах естественной истории, вероятно, не распространялась на тот очевидный факт, что сильные и безжалостные молятся на слабых и милосердных.

Здесь Шоу не мешало бы припомнить некоторые из собственных высказываний, — например, вот это: «Прогресс определяется тем, хватает ли у нас сил отказываться от жестоких средств, даже если они приближают выгодную цель». Может, Шоу пришлось бы не по душе, вспомни он в разгар так называемых «хаки»-выборов 1900 года еще и о таких своих словах: «Великие общества созданы людьми, ставившими крестик вместо подписи, и разрушены людьми, сочинявшими латинские стихи».

Отношение к англо-бурской войне провело резкий водораздел между Шоу и большинством социал-демократов. Товарищи Шоу считали, что речь идет о жестоком подавлении маленького независимого народа и что происходящее укрепляет ту самую систему, разрушению которой социал-демократы посвятили свою жизнь. Конечно, речь шла об отсталой нации, но был ли современный капитализм шагом вперед?

Официальная точка зрения Фабианского общества, изложенная Шоу в его брошюре, сводилась к следующему. В интересах цивилизации надо оказывать предпочтение власти большого государства; золотые россыпи, безусловно, нуждаются в международном контроле, но Британская Империя в данный момент служит единственно реальным эквивалентом Всемирной Федерации — в противном случае власть золота будет принадлежать крохотной и безответственной группе лиц.

Золотой кумир с тех пор основательно пошатнулся, и фабианские рассуждения кажутся нам сейчас очень и очень наивными, ибо мы с вами испытали на себе безответственную власть как раз огромных сообществ. Однако изложенные искусным диалектиком Шоу доводы фабианцев казались им тогда неотразимыми. Только двадцать членов Общества не согласились с Шоу и покинули фабианские ряды.

Первые годы нового века прошли под знаком неутомимого ораторства Шоу. Он умел умиротворить разгоревшиеся страсти, мог и распалить их сверх всякой меры. Однажды он выступал на митинге во время большой забастовки докеров в 1889 году. Благодаря стараниям кардинала Мэннинга, Джона Бернса и Тома Манна, докеры победили, или, говоря определеннее, получили на пенни в день прибавки. В своем выступлении Шоу отдал должное Джону Бернсу. В разгар выступления в публике кто-то вскочил и стал выкрикивать слова осуждения. Осуждал он не только Бернса, но и Шоу, — за то, что тот не осуждал Бернса.

— А что бы вы сделали, будь вы на месте Джона Бернса? — спросил Шоу.

— Что бы я сделал?! — заорал крикун-атеист. — Я бы взял этого сучьего кардинала за его сучью глотку и потопил бы его в речке!