Берсерк

— Какое дело ярлу до наших земель?! Он живет битвами! — окончательно разошлись те. — Государь предпочитает грабить, а не пахать[103]!

Пора вмешаться…

Я вытянул оружие, решительно направился к лагрете и негромко попросил Эцура:

— Разреши мне сказать.

Он взглянул на меня, потом перевел взгляд на Хакона и наконец обернулся к бондам лагреты.

— Пусть говорит, — не дожидаясь вопроса, махнул рукой один из них, хмурый мужик с бледными губами. — Чего уж там…

Какой-то доброжелательный, бедно одетый бонд легонько тронул меня за плечо и шепнул:

— Иди, воин. Только не горячись. Тинг этого не любит.

Я запомнил его лицо. Может, этот бонд не стал богатым, как Бруси, однако отныне он обрел друга.

— Тингманны! — начал я. — Жизнь воина в походах и битвах. Я — воин и не собираюсь менять свою жизнь. Бруси же не хочет менять свою. Я правильно понял тебя, хольд?

Хольдами называли наиболее богатых бондов, но такое преувеличение понравилось северянину. Он выкатил вперед грудь и важно кивнул:

— Да!

— Хорошо! — Я улыбнулся. — Не годится обижать ярла отказом, но я не желаю ссориться с халогаландцами. Здесь есть один из самых достойных воинов. Вы уже слышали его имя. Он родом с севера и, наверное, сумеет найти решение, которое понравится его друзьям, ярлу и мне. Ведь так, Олень?

Пока я говорил, довольная ухмылка сползла с лица Торира и сменилась озадаченным выражением. Он не решался открыто возражать своему ярлу, но и не хотел отдавать мне свои привилегии. Пыхтя и отдуваясь, Торир замотал тяжелой головой. Конопухи на его щеках стали большими и черными, будто червоточины на яблоке.

— Пусть Хаки примет право вейцлы, — наконец промямлил он. — Но не усадьбу.

— Добро. Но тогда я не стану приносить присягу Хакону, а лишь поклянусь служить ему до тех пор, пока имею право вейцлы.

Глаза Хакона вылезли из орбит, Бруси задумчиво потер ладонью вспотевшую шею, Олень вытаращился на ярла, а толпа бондов принялась шумно обсуждать мои слова. Первым успокоился Эцур. Он недаром был законоговорителем.

— Это справедливо и мудро! — чуть не лопаясь от радости, что щекотливый вопрос исчерпан, заявил он. — Хаки Волк не будет владеть землей и не станет докучать Бруси соседством. А вейцлу… Что ж, верный человек должен хорошо содержать свой хирд. Северянам не нужно возражать против этого…

— Если только они не желают поссориться со своим ярлом, —угрюмо добавил Хакон.

Олень опустил голову, а неугомонный Бруси разочарованно протянул:

— Но я не стану…

Я знал, что хочет сказать этот только что выползший из скотьего хлева мужик. Он вообще не желал когда-либо видеть меня и моих людей на своем дворе, а уж тем более кормить нас.

— Пожалованная мне вейцла равна примерно семи маркам, — глядя в его бегающие глазки, произнес я. С каждым мгновением слова давались мне все труднее, а руки чесались от желания врезать кулаком по жирной роже бонда.

— Даже больше! — хвастливо сказал Бруси.

— Мне не нужно больше! Каждый год я буду брать с вас только семь марок.

— Но…

Этот земляной червяк сам напрашивался на битье!

— Слушай, хольд, — именуя Бруси титулом богатого бонда, прошипел я в его потное мясистое лицо, — если будете отдавать мне семь марок каждую зиму, то никогда не увидите на севере моей рожи!

Здоровяк отшатнулся.

— И учти, — продолжал наседать я, — станешь упрямиться — вовсе отступлюсь, и разбирайтесь с ярлом как хотите!

— Да я не против! — вдруг сдался Бруси. — Чего прешь?

«Не горячись. Тинг этого не любит», — вспомнил я предупреждение бедного бонда, немного отступил и повернулся к лагрете:

— Я все сказал.

— Кто согласен с Хаки Волком сыном Орма Белоголового? — с облегчением выкрикнул Эцур.

Хакон вскинул меч. Я не стал его человеком, но обязался служить ему, пока северяне будут платить вейцлу. Об этом Хакон мог позаботиться…

Следом за ним взмыли мечи Бруси и Торира Оленя, а через мгновение уже весь тинг держал оружие над головами.

— Да будет так! — провозгласил Эцур. Я перешагнул через веревку и, не замечая расступающихся бондов, пошел прочь. Возле лошадей меня нагнал Торир. Конопатое лицо воина было виноватым.

— Я не хотел обидеть тебя, Хаки— грустно сказал он.

Мне стало смешно. Конечно не хотел… Он бился за свое, и в ненависти тинга к чужаку не было его вины.

— Ладно, Олень, — сказал я, вскакивая в седло. — Не в чем тебе виниться. Лучше найди мне на своем севере хорошего мастера. Я собираюсь строить новый драккар.

Торир хлопнул в ладоши:

— Клянусь, отыщу лучшего!

— Вот и добро. — Я хлестнул коня и поскакал к Нидаросу. Мой хирд должен первым узнать, что наша сила и отвага продана норвежскому ярлу за семь марок в год. А уж соглашаться ли с этим — их дело.