Берсеркер

— Ну да, чародейство, мать твою! Все это — чародейство! — выкрикнул Харл. — Это не настоящее небо и звезды, нам просто отвели глаза чарами. Так вот, если эти колдуны задумали против нас недоброе — я покажу вам, что им можно выпустить кишки точно так же, как любому другому! Если им захотелось поиграть с нами в игрушки — так мы и сами знаем пару неплохих развле-кушек, а, парни?!

От слов Харла воины немного воспрянули духом. Здесь, в тумане, мир выглядел почти нормально, и люди могли осмотреться вокруг, не теряя сил и рассудка.

Уже почти спокойным голосом Харл отдал приказ держать курс на песчаный берег, который они видели раньше. Воины охотно повиновались. Тот, который причитал о чародействе, налегал на весло сильнее других, оглядываясь на товарищей — не скажет ли кто чего-нибудь. Но шутить над ним, похоже, никто не собирался. Не до того было.

Вскоре корабль снова подошел к пологому песчаному берегу, который оказался совсем настоящим, твердым, как и положено быть берегу. Корабль, взрезавший килем песок, скользнул на берег. Харл, сжимая в руке обнаженный меч, первым выпрыгнул в воду. Вода оказалась теплее, чем он ожидал, а когда брызги попали ему на губы, Харл с удивлением обнаружил, что вода еще и пресная. Но Харл уже перестал удивляться таким пустякам.

Один из наставников Мэтта, обогнав Деррона, постучал в двери отдельной больничной палаты. Открыв дверь, наставник просунул голову внутрь и сказал, четко выговаривая слова:

— Мэтт, тут пришел человек, который хочет с тобой поговорить. Это Деррон Одегард, он сражался вместе с тобой в твоем времени.

Наставник повернулся, давая Деррону пройти. Когда Деррон вошел в комнату, высокий и стройный человек, сидевший до того перед экраном телевизора, поднялся на ноги.

Этот человек, одетый в обычную униформу и тапочки, ничем не напоминал того несчастного умирающего первобытного дикаря, которого Деррон провожал до госпиталя всего несколько дней назад. Волосы Мэтта, выбритые для операции, только начали отрастать и топорщились на голове коротеньким ежиком непонятного цвета. Ниже глаз лицо Мэтта закрывала пластиковая маска, она временно заменяла кожу — пока не завершится заживление ран. На столике возле кровати, заваленном учебниками для средней школы, лежало несколько снимков и объемных фотографий, которые, по-видимому, были вариантами одного и того же юношеского лица. Деррон принес с собой, в кармане, еще одну фотографию — фотографию короля Эя, добытую следящим устройством с встроенной съемочной камерой, которое в виде птицы было заброшено в прошлое, в те дни, когда Эй только начал свое первое путешествие к берегам Квинсленда. Ближе подобраться ко времени гибели короля не получилось — как всегда, петли временных парадоксов надежно защищали от повторных вмешательств в историю в одном и том же времени.

— Рад видеть тебя, Деррон. — Мэтт вложил в обычное приветствие глубокий, истинный смысл.

У него был глубокий приятный голос. И для переделки его в голос Эя, записанный тогда же, когда была сделана фотография, не понадобится много усилий. Говорил Мэтт так же, как его наставник, — медленно и отчетливо выговаривая слова.

— Хорошо, что ты так быстро выздоравливаешь, — сказал Деррон. — И так быстро осваиваешь новый для тебя мир.

— Я тоже рад видеть тебя в добром здравии, Деррон. Я рад, что твой дух сумел покинуть железного человека, в котором жил раньше, — потому что железный человек был очень, очень сильно ранен.

Деррон улыбнулся, кивнув в сторону наставника, ожидавшего у двери в позе стражника или официанта.

— Мэтт, не позволяй им водить тебя за нос — этими россказнями о том, где был мой дух. В той битве мне совершенно ничего не угрожало, не то что тебе.

— Водить меня за нос? — Мэтт потянулся к блокноту-разговорнику.

Наставник пояснил:

— Деррон хочет сказать, что ты не должен позволять нам учить тебя неправильному. Он шутит.

Мэтт кивнул. Он уже знал, что такое шутки. Но вопрос, о котором шла речь, был для него слишком важен.

— Деррон... Но это же твой дух был внутри железного человека?

— Ну, да... в каком-то смысле. Я был там — в облике железного человека, но только электронный я.

Мэтт глянул на встроенный в стену телеэкран. Мэтт отключил звук, когда к нему пришли, но изображение осталось. Показывали какой-то документальный исторический фильм. Мэтт сказал:

— Я еще мало знаю об электронике. Она переносит мой дух из одного места в другое.

— Вернее, переносит твои глаза и уши.

Мэтт, казалось, задумался, правильно ли он понял значение слов, потом решил, что все же правильно, и твердо добавил:

— Глаза, уши и дух.

Наставник сказал:

— Это он сам придумал про дух, господин майор, в плане обучения такого не было.

— Я понимаю, — ответил Деррон.

Для него, как и для всего Сектора Операций во Времени, гораздо более важной была эта настойчивость Мэтта, с которой он отстаивал свое мнение даже в совершенно новом, незнакомом мире. Такая твердость характера была очень важна для агента — если, конечно, он защищает то, что нужно.

Деррон улыбнулся.