Берсеркер

— Я писал ему, что математики вольны производить любые расчеты относительно перемещения небесных тел и прочих природных явлений и предавать гласности результаты своих исследований — до тех пор, пока все это не выходит за рамки гипотез. Но утверждать, что Солнце на самом деле расположено в центре Вселенной и что земной шар на самом деле вращается с запада на восток, одновременно каждый год совершая полный оборот вокруг Солнца, — это совсем другое дело. Подобные утверждения следует считать весьма опасными, поскольку они, хотя и не содержат прямой ереси, тем не менее вредят вере, ибо противоречат Священному Писанию.

— Ваша память, Белам, как всегда, безупречна. Когда именно вы написали это письмо?

— Пятнадцать лет назад, мой Наместник. — Белам позволил себе сухо улыбнуться. — Хотя, надо признаться, сегодня утром я перечитал архивную копию. — Он снова сделался чрезвычайно серьезен. — И, наконец, я писал Винченто, что, если существуют какие-либо веские доказательства гелиоцентрической теории, которую он поддерживает, нам придется пересмотреть толкования тех отрывков Священного Писания, где на первый взгляд утверждается обратное. В прошлом нам уже приходилось пересматривать наши взгляды на Священное Писание, например, в вопросе о том, что мир является шаром. Но пока таковые доказательства не представлены, не следует отвергать мнение авторитетов и традиционные воззрения.

Набур слушал чрезвычайно внимательно.

— Нам представляется, что вы, Белам, как всегда, высказались очень хорошо.

— Благодарю вас, мой Наместник.

На лице Наместника отразилось удовлетворение, смешанное с гневом.

— Этим своим памфлетом Винченто, несомненно, нарушил ваш запрет! Спорящий, в уста которого он вкладывает свои собственные воззрения, не приводит никаких мало-мальски убедительных доказательств, по крайней мере таких, кои были бы понятны простым смертным, вроде нас с вами. И тем не менее он весьма пространно рассуждает о том, что наша земля на самом деле крутится у нас под ногами, подобно волчку. Автор явно намерен убедить в этом читателя. А под конец!..

Наместник театрально поднялся с кресла.

— А под конец, на последней странице, наш аргумент, часто приводимый нами именно затем, чтобы найти компромисс в этих сложных философских проблемах, наш аргумент, что Господь вполне может произвести в этом мире какие угодно действия, не ограничивая своей воли чисто физическими причинами, — этот наш аргумент вложен в уста простака, все толкующего вкривь и вкось, и говорится, что эта мысль принадлежит «особе мудрой и весьма ученой, чьи высказывания не подлежат оспариванию». И на этом два других спорщика благочестиво умолкают и предлагают пойти перекусить! Так и видишь, как они исподтишка посмеиваются заодно с автором!

Некоторое время в кабинете царило молчание — Наместник отдувался и старался успокоиться. Только снаружи слышались крики и смех рабочих. Что они там делают? Ах да, всего лишь разгружают мрамор! Белам произнес короткую молитву, прося Господа, чтобы ему больше никогда не пришлось отправлять еретиков на костер.

Когда Набур заговорил снова, то уже вполне рассудительным тоном:

— Так вот, Белам. Как вы думаете, существуют ли другие доказательства вращающегося мира Винченто, помимо этого затасканного аргумента насчет приливов, который, похоже, все единодушно признают неубедительным? Что-нибудь, что он может нагло подсунуть на суде, чтобы... чтобы нарушить ход разбирательства?

Белам выпрямился, не сильно, но заметно.

— Мой Наместник! Мы, разумеется, проведем разбирательство дела Винченто, как и всех прочих, со всем возможным стремлением найти истину. Винченто имеет право выставлять аргументы в свою защиту...

— Конечно, конечно! — поспешно перебил Набур, махнув рукой, он всегда использовал этот жест вместо извинения. Но тем не менее продолжал ждать ответа.

Хмуро глядя в пол, Белам принялся излагать то, что в позднейшие времена назвали бы «сопутствующими обстоятельствами»:

— Мой Наместник, в течение этих лет я все время старался следить за последними открытиями астрономов. Боюсь, многие из них, как клирики, так и миряне, сделались врагами мессира Винченто. Он любит и умеет выставлять людей дураками. Он горд и ведет себя так, словно все, что эти новые штуки, именуемые телескопами, обнаруживают в небесах, принадлежит ему лично. А человека гордого и любящего поспорить терпеть трудно, тем более когда он так часто оказывается прав.

Белам вскинул глаза, проверяя реакцию собеседника, но Набур, похоже, не обратил внимания на то, что это описание может относиться не только к Винченто.

— Мой Наместник, правду ли говорят, что вы получили этот памфлет от некоего священника-астронома, которого Винченто разбил наголову и осмеял в каком-то диспуте?

Это была всего лишь догадка, но Белам знал множество таких астрономов...

— Гм... Быть может, Белам, быть может. Но, хотя, возможно, наше внимание обратили на проступок Винченто не без коварного умысла, тем не менее сам проступок остается вполне реальным.