Берсеркер

В восточной стене полыхали витражи. Высокие арки еще не успели закоптиться столетним дымом свечей. Большая часть собора была построена при жизни последнего поколения. На самом деле, собор еще не был завершен: последняя война распугала строителей или заставила их взяться за оружие. Часть колонн и стен еще были загорожены строительными лесами. Местами свисали оставленные рабочими канаты и веревки, неподвижные в замкнутом пространстве, словно высеченные из камня. Забытые мастерки и отвесы медленно зарастали пылью.

Война не коснулась собора — солдаты не совались сюда то ли из почтения к святому месту, то ли из суеверного страха, то ли просто не было удобного случая. Даже витражи остались целыми. Только солнце касалось цветных стекол, заливая мягкий полумрак собора праздничным сиянием. Широкие ступени, ведущие в боковые приделы, и большая часть каменного пола были уложены не более ста лет назад, так что до сих пор оставались ровными, практически не истертыми. За три столетия они покроются впадинами и щербинами...

Когда Деррон приблизился к центру здания, к перекрестью нефа и трансепта, его внимание привлекло какое-то движение. Из бокового нефа показался монах. Голова его была покрыта капюшоном, в знак почтения к дому Господню.

Деррон остановился и вежливо кивнул.

— Преподобный брат... — почтительно произнес он. И только тут ему пришло в голову, как странно, что один из монахов, которых он оставил у моста, очутился в соборе раньше него. Вглядевшись, он увидел, что лицо под капюшоном — не совсем лицо. Фигура метнулась к Деррону, и фальшивая плоть на ее руках разошлась, обнажая стальные когти...

Худощавый монах медленно брел по дороге, ведущей от моста к монастырю, опустив голову. Он миновал ворота, и Винченто уже с облегчением подумал, что монах пройдет мимо, когда тот, видимо, в последний момент заметив ученого, остановился, подумал и свернул в его сторону.

Он остановился в паре шагов, смиренно улыбаясь.

— Винчент, да вознаградит тебя Господь за то, что ты снабдил пищей моего спутника и меня.

— Видит Бог, я нуждаюсь в Его милосердии! — коротко ответил Винченто. Должно быть, нищенствующий монах узнал его имя у Уилла или Радда. Как ни странно, ученого не оскорбило, что к нему столь фамильярно обратились по имени. Этот чумазый бродяга, как дитя, казалось, был выше всяких условностей.

Но Винченто оставался настороже. Вполне возможно, что этот монашек — агент Защитников.

Монах посмотрел на бумаги, разложенные перед Винченто, как будто перед ним была зияющая рана на теле друга.

— Скажи, Винчент, для чего ты тратишь свой разум и душу на все эти распри и диспуты? Ведь их исход в конечном счете совершенно не важен. Единственное, что важно, — это любовь Господня.

Сумасшедшая искренность этих невинных слов развеяла подозрения Винченто. Он только улыбнулся:

— Похоже, ты дал себе труд разузнать о моих делах. Но скажи, преподобный брат, понимаешь ли ты, в чем суть этих диспутов и почему я вообще их веду?

Монах отступил, брезгливо передернув плечами:

— Нет, не понимаю. И не хочу понимать. Мой путь — иной.

— Тогда, брат, прости меня, но мне кажется, что тебе не следует указывать мне, раз ты не понимаешь, в чем дело, и доказывать, что мои диспуты бесплодны.

Монах принял укор столь безропотно, что Винченто даже пожалел о своих словах. И на том их спор закончился. Если, конечно, это можно назвать спором: ведь Винченто одержал победу с легкостью вооруженного рыцаря, сбившего с ног ребенка.

Прежде чем уйти, монах вскинул руки благословляющим жестом и пробормотал несколько слов, обращенных не к Винченто. И тут же удалился — пошел дальше по дороге. Сперва поколебался, как бы раздумывая, не повернуть ли обратно, потом двинулся вперед. Винченто пришло в голову, что он снова выиграл спор и, быть может, упустил при этом что-то важное. Хотя что именно он упускает каждый раз в спорах, Винченто не знал. Он едва не окликнул монаха, повинуясь желанию заполнить разделяющую их пропасть. Но не окликнул. Ученый подумал, что на самом деле им нечего сказать друг другу.

Теперь, когда его отвлекли от унизительного занятия — составления отречения, — Винченто не хотелось браться за него снова. Он позвал Уилла, отдал ему прибор и бумаги и беспокойно зашагал вверх по склону холма, залитого солнечным светом.

Подумав о предстоящей встрече, Винченто решил, что это скорее всего ловушка, подстроенная Защитниками или, еще вероятнее, кем-то из его врагов, клириков или мирян, которые были бы только рады уличить его в каких-либо компрометирующих действиях накануне процесса. Ну что ж, пусть попробуют! Винченто раскроет их замысел, каков бы он ни был, прежде чем они успеют зайти достаточно далеко. Может, ему даже удастся обернуть дело в свою пользу. Винченто мог бояться людей, которые превосходят его могуществом, но умом он может потягаться с кем угодно!