Берсеркер

— О Боже, — сказал он вслух, поглядев вперед. Это была молитва, а не богохульство. Далеко впереди медленно бурлящего бескрайнего горизонта вздыбливались драконовы головы-тучи. На фоне черноты пространства их перламутровые гребни казались сложенными из вещества, материализующегося из ничего, чтобы устремиться к гипермассе. Вскоре шеи драконов поднялись над краем Вселенной в обрамлении радужной бахромы материи, срывавшейся и устремлявшейся вниз с немыслимой скоростью. Затем появились драконовы туловища — тучи, пульсирующие иссиня-белыми молниями, подвешенными над красными недрами ада.

Обширный вихрь, одним из компонентов которого стала вереница метеоритов вокруг самого Карлсена, мчался к этой громаде, будто циркулярная пила. Вырвавшись из-за горизонта, тучи поднялись много выше уровня Карлсена. Они извивались, вставая на дыбы, как безумные кони. «Наверное, они больше планет, — подумал он, — да, больше тысячи Земель или Эстилов». Тучи грозили вот-вот сокрушить захватившую его кружащуюся ленту, и вдруг, уже мчась среди них, Карлсен увидел, что они по-прежнему чудовищно далеки.

И позволил векам смежиться. Если люди вообще осмеливаются молиться, если они вообще осмеливаются обращаться мыслями к Творцу Вселенной, то лишь потому, что их крошечные рассудки никогда не были в состоянии узреть тысячной доли... миллионной доли... нет даже слов, нет аналогий, способных помочь рассудку постичь подобное зрелище.

«Но, — подумал он, — но как же люди, верящие только в себя или вообще ни во что? Что сталось бы с ними, окажись они лицом к лицу с такими чудесами, как эти?»

Карлсен распахнул глаза. В его вере единственное человеческое существо куда важнее, чем любое солнце любого размера, Заставил себя обозреть пейзаж, решив сжиться с этим почти суеверным благоговением.

Но ему снова пришлось изо всех сил уцепиться за рассудок, когда он впервые заметил, как ведут себя звезды. Все они превратились в сине-белые иглы, волновые фронты их света сталкивались в безумной гонке, обрушиваясь в эту гравитационную пропасть. Да притом скорость была такова, что Карлсен видел, как некоторые звезды слегка движутся из-за его орбитального параллакса. Он мог бы объемно воспринимать на глубину целых световых лет, будь его рассудок способен простираться столь далеко.

Шагнув обратно к своему креслу, Карлсен сел и пристегнулся. Ему хотелось уйти в себя. Хотелось вырыть себе туннель до самого ядра громадной планеты, где можно было бы спрятаться... Но что такое даже величайшая из планет? Жалкая пылинка, едва ли больше этой хрустальной капельки.

Здесь он столкнулся не с обычным восприятием бесконечности звездоплавателем, и здесь он встретился с ужасающей перспективой, начиная от камней за стеклом, до которых рукой подать, увлекающих рассудок все дальше и вперед, камень за камнем, линия за линией, шаг за неминуемым шагом, все дальше, и дальше, и дальше...

Ладно. По крайней мере, у него появился противник, с которым можно сразиться, а сражаться с чем-либо лучше, чем плесневеть, сидя на месте. Для начала немного рутины. Хлебнув изумительно вкусной воды, Карлсен вынудил себя поесть. Ему предстоит тут задержаться еще ненадолго.

Теперь надо заставить себя немного потрудиться, чтобы привыкнуть к пейзажу. Карлсен устремил взгляд в направлении полета капли. В полудюжине метров впереди обнаружился первый крупный камень, массивный, как тела дюжины человек, прочно застрявший в силовой линии этой орбиты. Карлсен мысленно взвесил и измерил этот камень, а затем переместил мысль к следующему заметному обломку, на расстоянии броска подальше. Все камни были меньше его катера, и Карлсен смог следовать за их вереницей дальше и дальше, пока они не растворились в сливающемся узоре силовых линий, наконец-то изогнувшихся по пути вокруг гипермассы, обозначая ужасающую громадность расстояний.

Интеллект Карлсена висел на кончиках пальцев, раскачиваясь над пространствами величия... «Будто обезьяний детеныш, щурящийся от солнечного света в джунглях, — подумалось ему. — Будто младенец-верхолаз, ужасающийся размеру деревьев и лиан, впервые узрев в них хитросплетение троп, которые можно освоить».

Теперь он осмелился позволить своему взгляду крепко уцепиться за пилообразный край следующего внутреннего кольца мчащихся метеоритов, позволил рассудку оседлать его, устремившись вперед. Теперь он осмелился взирать на звезды, смещающиеся из-за его движения, увидеть Вселенную с планетарной глубиной восприятия.

Карлсену пришлось немало пережить еще до падения сюда, и сон овладел им. Следующее, что дошло до его рассудка, — громкий шум. Карлсен мгновенно проснулся, вздрогнув от страха. Берсеркер все-таки не так уж беспомощен. Два его робота размером с человека находились за стеклянной дверью, пытаясь пробиться через нее. Карлсен инстинктивно ухватился за пистолет. Проку от этого маленького оружия будет маловато, но он замер в ожидании, держа пистолет наготове; ничего другого просто не оставалось.