Берсеркер

— Мы благодарим Торуна и других прославленных богов Охотника. Мы хотели бы выразить нашу благодарность в такой форме, которую боги бы сочли наиболее учтивой. Кроме того, мы благодарим вас, что вы прибыли к нам, как глашатаи богов.

— Я Андреас, верховный жрец владыки Торуна в этом мире.

Шонберг представил жрецу членов своей команды, а Андреас проделал то же самое со своими спутниками. После дальнейшего обмена любезностями, в ходе которого Шонберг намекнул, что преподнесет Торуну дар, как только выяснит, что тому более всего угодно, он перешел непосредственно к причине своего визита.

— Как всем известно, Охотник славится во всей Вселенной мастерством своих воинов. Нам говорили, что лучшие воины планеты собрались сейчас у подножия горы Богов на великий турнир.

— Это чистая правда от первого до последнего слова, — согласился Андреас. На слух гостей, он говорил куда более чисто, чем Кестанд, почти без акцента.

— Мы просим Торуна о милости, — продолжил Шонберг, — о дозволении узреть этот турнир или хотя бы его часть.

Андреас посмотрел не на своих спутников, спокойно ждущих внизу, а на город поверх верхушек деревьев, словно принимая какое-то послание. Это был всего лишь короткий взгляд. После этого жрец произнес:

— Я говорил с Торуном. Он милостиво согласился удовлетворить вашу просьбу. Турнир уже идет, но впереди еще остаются самые важные туры, и вы сможете их увидеть. Следующий тур будет проходить завтра.

Андреас еще немного побеседовал с пришельцами и пообещал прислать утром проводника, дабы тот заблаговременно указал им путь к месту проведения турнира, где они смогут его посмотреть завтра. Также жрец пообещал, что пришельцев будут приглашать в город и принимать в храме Торуна, как приличествует почетным гостям. Кроме того, он поблагодарил Шонберга за обещание преподнести дар Торуну. Затем жреи и пришельцы вежливо распрощались.

Во время короткой прогулки до города Андреас был задумчив и как-то более обычного замкнут. Идущие следом подчиненные тут же почувствовали настроение верховного жреца и не рискнули мешать его размышлениям.

По меркам Охотника, Андреас был старый человек, отмеченный десятком серьезных шрамов и выживший в сотне сражений. Его нельзя уже было назвать воином великой доблести, а мышцы жреца изрядно ослабели от времени и больших усилий. Ловкий подъем на скалу был для Андреаса куда труднее, чем он позволил себе показать. С каждой одной шестидесятой частью жизни старого человека — которую пришельцы из-за грани мира называют стандартным годом — кожа все сильнее обтягивала его кости, придавая лицу сходство с черепом.

Андреас находил удовольствие в постепенных переменах, происходящих с его лицом.

Хотя у него и устали ноги, верховный жрец все же сохранял живость походки, и делегация достаточно быстро вернулась в город.

Там Андреас отослал прочь подчиненных, а те ждали удобного момента, чтобы опутать его сотней вопросов о гостях и затеять множество споров. Эти люди, не входящие во Внутренний Круг, ничего не понимали. Оставшись наконец в одиночестве, Андреас, все еще пребывая в задумчивости, быстро зашагал по паутине залитых светом узких улиц. Слуги, ремесленники, солдаты и аристократы — все они с одинаковой поспешностью убирались с пути верховного жреца. На лестнице, ведущей к высокой входной двери храма Торуна, беседовали двое принадлежащих ко Внутреннему Кругу аристократов в изукрашенных пурпуром нарядах. Они тут же прервали разговор и почтительно поклонились. Андреас ответил на приветствие едва заметным кивком. Спускавшаяся со своих носилок куртизанка согнулась в еще более глубоком поклоне. Видимо, это была женщина кого-то из жрецов, не входящих во Внутренний Круг, — они не давали обета целибата. Ей Андреас вообще не ответил.

Внешний Храм был хорошо освещен; через отверстие в центре крыши ярко светило солнце. Низкие голоса вели песнопение во славу войны. Раздавался приглушенный барабанный бой. Служители храма преклонили колени перед алтарем, загроможденным черепами вражеских воинов и захваченным оружием. Вооруженный стражник, стоящий у входа во Внутренний Храм, отсалютовал Андреасу, отступил в сторону и распахнул перед жрецом тяжелую дверь. За дверью начиналась широкая лестница. Она вела в просторный зал, построенный несколько ниже уровня залитых солнцем улиц.