– Мой малой, – говорил позже Чамбор. – Мы должны держаться вместе. Мы рыцари. Да не смотри так на меня. Ты – сын Милоша Дружича, моего дяди. Его сестра была моей матерью. У меня другой герб, нежели твой, потому что по отцу я из Ливов, из-под золотой звезды, которую добыл Добко, мой пращур, из-под корней дуба в Ливце, где некогда было наше гнездо. Да, Якса, поедешь со мной как малец, поедешь к палатину. Будешь мне служить. Потом станешь оруженосцем, а когда окажешься достоин, сделаю так, чтобы палатин, комес или – что уж там – сам король посвятил тебя в рыцари. Я получил остроги и пояс за мужество на бугурте в Старой Гнездице полгода тому. За что, спросишь? Я убил сварна, старого Драго, который приехал как посол в травленной чернью кирасе, в сварнийском шлеме, с мордой как у пса и бросил к нашим ногам золотую перчатку. Говорил, что мы – глупые полулюди, что никто не отважится встать против него. Ну а я отважился. И правду тебе скажу, Якса, я был глуп, не стоило тогда высовываться. В поединке было больше счастья, чем разума. Он шумел, кривился, что, мол, не рыцарь его вызвал, но меня поддержали прочие, народец стал свистать. Он выставил оруженосца. Того я так ударил мечом, что отхватил ему руку с топором. И он валялся и трясся, а кровь струилась на песок. И тогда Драго Турн не выдержал. Был слишком горяч, прыгнул на меня, чтобы отомстить. А я всадил ему копье между щитом и поясом, справа. В его правый бок… Удалось мне, потому что, – он понизил голос и прошептал прямо на ухо Яксе, – потому что конь у него споткнулся. На миг, о камень, дернул головой – и все. Упал Драго с седла трупом. А умирая, он, как повелось у сварнов, лаял лендичей.
Они ехали песчаной дорогой на север, через зеленые поля, на которых весна превращалась в лето, между лесами и дубравами. И рядом с текущими на север – к речке Дуне – потоками.
– Мало нас, Якса, осталось. И мы словно в западне. С запада – сварны, которые тогда лишь поклонятся лендичу, когда их мечом в колено постучишь. И крепко надобно приложить их тупые хамские головенки, надутые морды да пузо, набитое кашей и пивом, чтоб оказали они нам почтение. За морем – Тауридика, которую Есса, когда привел сюда ведов, покорить не сумел. Страна лжи, золота и непристойностей. Мужчины там ходят как жены, намазанные разноцветными красками, трахаются как козлы, берут в постели детей. Муж другому мужу для наслаждения как сука псу служит, становится наложницей, женки трахаются с другими женками, будто лосицы, когда лося рядом нет. Что, малой, смотришь? Все так и есть, я сам видел. Отчего, спрашиваешь, мы не выбьем охальников? Потому что они за морем, за стенами, сидят на золоте. И у них есть рабы, которых они зовут слугами. Их кесарь Макроний одевается как баба, и у него есть муж, представляешь себе, Якса? Ведь не скажешь, что это нормально и естественно, что мужик выбирает мужика, это противу законов Ессы и природы. А слышал ты, хе-хе, отчего тот кесарёк тонким голосом разговаривает? Оттого что некогда один скандинг схватил его за яйца, чтобы проверить, не баба ли тот! Слушай меня как отца, Якса, и живым-здоровым останешься. А на востоке, за горами – что? Там нагайка, смерть, яд и грязь. Дреговичи, что друг дружку за старый лапоть порежут. Слышал ты, отчего дреговичи низко кланяются? Потому что камень за пазухой их вниз тянет. А знаешь, зачем я тебе все это говорю? Затем, что как рыцарь ты получил от Праотца честь. Да, верно говорю: всякий, кто рожден от отца с гербом и благородной матери, получает нечто, отличающее его от язычника. Дал нам нашу честь Есса, который вывел ведов из неволи в Тооре, захватил для них Ведду и, раненный язычником, на ложе смерти поставил знаки на лбах и щитах своих верных слуг, делая из них первых рыцарей. А мы – их потомки. Защищай веру, малой. Храни слово, пусть бы и хунгурам ты его дал. Не бей в спину, дари милость врагам, если те о ней попросят. Вставай за своих оруженосцев и воинов, потому как кто со слугой не сумеет, тот не сумеет и с женой. Кроме того, что ж… Учись седлу, мечу, ковшу – и признают тебя за лендийского господина, ха-ха… Ну, этому я тебя точно могу научить. Остальное придет со временем.
Впереди глухо загремело. По небу с севера шла гроза; они ехали прямо в клубящиеся, серо-белые громады туч, которые густились понизу, становясь там темно-синими, с чернотой. Выглядели они величественно на фоне широких, поросших желтеющей рожью и пшеницей полей. Где-то между тушами облаков прокатывался гром, и воздушный змей выбрасывал желчь в виде дождя на головы людей, которые осмелились завладеть миром. Метался и бился, выстреливая конвульсиями молний.
Чамбор свернул вправо, погнал коня, пошел рысью, пока не въехал под раскидистый старый дуб, что одиноко торчал на небольшом лугу. Некогда он наверняка был перунным древом Грома, потом иноки и господа убрали с него дары, вырезали и сожгли растущих от корней идолов; остались лишь знаки и насечки на коре. И маленькое, едва заметное дупло – высоко, на расстоянии вытянутой руки мужчины.