Бес идет за мной

Внесли глиняные кубки, в которые вторая девка лила темный густой мед. Подняли их, свели со стуком.

– За славу и счастье!

– За нашу удачу. Четыре хунгурские башки украсят могилы предков. У нас есть мехá и цепи, пара коней, целая арба с шерстью и войлоком.

– За Большого Гусляра! – провозгласил один из мужчин.

– Здравие! Счастья и жизни!

Они выпили. Гусляр стряхнул остатки меда по очереди в четыре угла хаты. На Яксу, сидящего на постели, внимания не обращал.

– Ты нескоро вернулся, Большой Гусляр, – отозвался Грот, – а потому наверняка обдумал предложение, с которым я приехал к вам через горы. Эта дорога едва не стоила мне жизни. Шестой раз я попал в лапы хунгуров. Но сохранил лицо и силу, не сдался. Благодаря Яксе. Иначе, несмотря на силу моего духа, порвали бы меня в клочья в проклятой гонке Бора.

– Якса… Якса, – заворчал Гусляр. – Даже поверить не могу.

– Клянусь своим словом, честью и головой. Я его узнал. У него глаза матери. Сам посмотри!

– Да не елозь ты, как дырка старой карги по молодому херу! – рявкнул Яксе Гусляр. – Садись с нами, в конце, потому что ты не рыцарь.

Указал место на лавке. Но парень не двинулся с места.

– И возвращаясь к моему предложению. Вы подумали? Я много выстрадал, неся вам слово от лендичей.

– Рацы не поддержат ваше дело. Нам ведь можно так, верно? – он обернулся к товарищам в кафтанах. – Не по злой воле, но по рассудку. То, что вы планируете, – безумие. Возьметесь за оружие, а хунгуры проедут как буря по вашим выям. Вы должны биться как мы – дергать врага и ждать, пока придет должный день, а не начинать бой, заранее обреченный на поражение. Кто вам поможет? Ты ведь не думаешь, что проснутся короли-духи в Короне Гор?

– Мы уже принесли достаточную дань крови.

– Должно быть, они спят слишком крепко, если до сих пор не проснулись. А Лендия – в беде. Так кто вас поддержит? Сварны? Тауриды?

– Когда мы встряхнем их совесть…

– И с каких пор у этих раскрашенных мужешлюх из Тауриды есть совесть? Нет, и не проси. Мы, рацы, не пойдем; не встанет ни Монтана, ни Подгорица. Вы зря рассылали вестников. Всех, кроме тебя, убили хунгуры.

– Вы пойдете в бой, – ворчал Грот. – Не стерпите звона оружия за горами. Сколько еще ты сумеешь обороняться в этих скалах? Год, два? Хунгуры в конце концов натравят на вас подгорян или дреговичей. А те одинаково хорошо умеют выкуривать как скальных медведей, так и вас. Поднимитесь, когда мы поднимемся. Только огонь настоящей битвы закаляет великих людей.

– А полагаешь, я не закален?! – загремел Гусляр. – Если бы я не был князем, вызвал бы тебя сейчас на кулачный бой. Ты говоришь, что стычки и засады, которые я устраиваю, привели к тому, что я перестал быть мужчиной и рыцарем?!

– Я говорю, что думаю. Как и ты. Нет, ты – не рыцарь и не мужчина.

– Вставай, поп! – заорал Гусляр и вскочил на ноги. Одним движением ухватился за свою саблю и вытянул из ножен. У той была длинная прямая гарда, клинок шириной почти в ладонь, тяжелый, кривой и жестокий.

– Спрячь – или сруби мне голову, если решишь, что стоит. Я не стану проливать кровь без причины. Свою поберегу для освобождения Лендии, а твою – для Подгорицы.

Гусляр фыркнул смехом. Покачал головой.

– Что ж, – закусил ус. – Ты всегда был безумнее, чем старики-пустынники. Спасибо за искренность. Стало быть, если я – не мужчина, то я и не благородный. А потому не встану на безнадежный бой, жаль мне рацев. А ты что намерен делать?

– Хочу просить тебя, Большой Гусляр, чтобы ты показал мне дорогу через горы. Возвращаюсь к своим.

– Покажу. Пройдешь ее с лошадьми, на поводьях. Она непростая, но в эту пору года проходима. Однако нужно спешить, пока не выпал снег.

– Спасибо.

– А с ним, – Гусляр указал на Яксу косматой головой, – что намерен делать?

– Пойдешь со мной, верно? – спросил того Грот. – Только в Лендии ты будешь в безопасности.

– Не пойду, – покачал головой Якса. – Вчера я тебя спас, нынче ты – меня. Мы квиты, Грот. Не мучай меня, не то я взорвусь. Впаду в безумие, и придется тебе меня связывать. Как тогда, когда я едва не убил тебя как невольника. Помнишь?

– Били тебя ремнями, жгли огнем, вязали веревками, Якса, чтобы ты стал мужчиной. А потому – будь как железо, как лучшая сталь. Как меч, что звенит, а не скрипит. Держись, выдержи. И возвращайся со мной. Возвращайся сражаться. Мстить за судьбу, которая постигла твой род. Отца, мать и дядю.

Якса закусил губу. И ничего не сказал. Опускались липкие, влажные осенние сумерки.

* * *

Взяли их на рассвете, когда яркое осеннее солнце взбиралось над окоемом, начиная упорное странствие к макушке Матери-Неба. Со всех сторон, будто стая шакалов, пришли сросшиеся с лошадьми фигуры с рогами на голове, в шкурах и обшитых мехом кафтанах. Обошли аул, ворвались меж шатрами с криками, со свистом стрел-пищалок, которые они пускали низко, над верхушками юрт и шалашей.