Бес в ребро

Чтобы отвлечься и успокоиться, я стала читать расклеенные на колонне объявления. Главным образом люди предлагали учить друг друга. Английскому языку, кройке и шитью, вязанию, макраме, физике, биологии, скорописи по десятипальцевой системе, игре на банджо. Разрезанные аккуратно краешки объявлений, на которых были выписаны телефоны учителей жизни, беспокойно шевелили на ветру своими белесыми ресничками. Они будто подмигивали, обещая замечательную учебу, удачу, успех. Ученье свет, ничего не скажешь. Я подумала, что никто не повесил объявления: «Хочу учиться». Ни один человек не сообщил, что хочет учиться жить. Это и так все умеют. Знают, как. И понимают, зачем. Мне надо бы вывесить такое объявление: «Бестолковый человек хочет брать уроки правильной жизни». Интересно, кто откликнулся бы на подмаргивание подкрашенных ресничек моего призыва?

Я оторвалась от объявлений и услышала крик:

— Ирина Сергеевна!.. Ирина Сергеевна!

По тротуару бежал от троллейбусной остановки Ларионов. Издали кричал на бегу:

— Простите великодушно!.. Не по своей вине!.. А токмо волею державшего мя следователя…

Запыхавшийся, с красным, как всегда, немного смущенным лицом, стоял он передо мной.

— Что слышно? — спросила я.

— Трудно сказать, — неуверенно усмехнулся он.

— Тогда давайте преодолевать эти трудности на ходу. — Я решительно потянула его за рукав. — Рассказывайте…

— По-моему, мои дела неважнец! У меня ощущение, будто я засунул палец между шестеренками машины. Еще не очень больно, но назад уже не вытащишь…

Я сердито заметила:

— Вольно же вам было совать руки куда попало…

— Бог помилует, свинья не съест, ничего… — Ларионов вздохнул. — Я не жалею…

— Но и не сильно радуетесь, похоже?

— Это точно, — засмеялся он. — Конечно, если бы я шел к вам не из прокуратуры, а из гостиницы, я бы не опоздал. Но боюсь, что вы бы не согласились встретиться со мной, оплеванным и побитым.

— Зато, я вижу, с вами охотно встречаются в прокуратуре, — едко заметила я.

— Ничего не попишешь, — ответил он. — Надо за все платить. Ну, что вы сердитесь, Ирина Сергеевна?

— Я не сержусь, я опаздываю…

— А какие у вас планы? — спросил он.

— У меня один-единственный план — не опоздать на редакционное задание.

— Из-за меня? — огорчился Ларионов. — А я хотел вам предложить…

— Ничего мне не предлагайте! — в сердцах крикнула я, и он от неожиданности испуганно моргнул. — Я из-за вас не поспеваю на задание. Если хотите, можете пойти со мной вместе, у меня пропуск на два лица. Может, успеем…

— С удовольствием! — радостно согласился Ларионов, нимало не интересуясь, какое у меня редакционное задание, куда мы пойдем. И неожиданно я почувствовала острое удовольствие оттого, что ему безразлично куда идти, только бы со мной.

Мы шли к Дому моделей бодрой рысью, и Ларионов мне рассказывал о том, что следователь прокуратуры все время задавал ему вопрос: «В чем причина драки?»

— Я ему говорю: «Мне в лицо плюнули». «Ну, это я уже слышал, — отвечает он. — А драка-то почему произошла?» Я снова объясняю: «Он в меня плюнул, понимаете?» Следователь кивает: «Это понятно. А драка-то с чего началась? Кто первый ударил? Кулаками-то махать с чего начали?» Я ему в пятый раз: «Он в лицо мне плюнул!» А тот разводит руками: «И больше ничего? Не матерился? Не дрался?» Ну что ему сказать? Нет, мол, не дрался, не матерился. Подумал Бурмистров этот самый не спеша и спрашивает наконец: «Значит, вы просто так ударили человека?»

— Да-а, хорошо поговорили… В обстановке полного взаимопонимания.

Ларионов досадливо поморщился и сказал:

— Боюсь, что с этими рассказами о плевках я постепенно становлюсь просто смешным…

Он внезапно резко остановился и взял меня за руку:

— Ирина Сергеевна, а вы еще не считаете меня смешным?

Я посмотрела на его расстроенное лицо с капельками дождя, застрявшими в бровях:

— Нет, я не считаю вас смешным. Я думаю, что вы немного шизик…

— Это меня устраивает, — согласился он легко. — Это пожалуйста, шизики — люди не конченые…

В зал Дома моделей мы попали с третьим звонком и, пробираясь через ноги сидящих к своим местам, как-то сразу выключились из горестных и неприятных будней. Мы попали в атмосферу праздника, приподнятой взволнованности премьеры, радостной суеты нарядной жизни, которую мне доводилось видеть на сцене, на экране, в телевизионных программах, но просочиться лично почему-то не удавалось ни за какие коврижки.

Разноцветные скачущие пятна прожекторов, расплавленный металл приглушенного хард-рока. Цветы и скручивающийся в торнадо аромат французских духов. Посреди зала на длинный белый помост выходят тонкие, элегантные женщины и очень стройные красавцы мужчины, плавно кружатся, синкопированно двигаются, по какой-то внутренней команде замирают, демонстрируя таинственное, взволнованное, недоступное нашему пониманию искусство. Хореография конфекционна, ритуальные па удивительных туалетов, которые никто никогда не носит. Кроме манекенщиц на осенних показах новой коллекции мод.